Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран | страница 108

Так что же делать? «В ретроспективе всемирной истории еврейский вопрос представляется абсолютно неразрешимым». Но означает ли это, что он не имеет глобального решения? Чоран колеблется. Кажется, он отдает предпочтение «национальным решениям», хотя они всегда недостаточны. «Решение еврейского вопроса в данной стране не уменьшает его сложности в других странах»[334]. В подтверждение своих доводов он приводит ряд примеров. «Несколько веков назад Испания избавилась от евреев; Германия, в свою очередь, нашла окончательное решение еврейского вопроса. Но разве еврейская опасность стала менее угрожающей?[335] Чоран не ставит точку над i. Однако его читатель, без сомнения, поймет, что речь идет о смертельной борьбе и что в этой битве ему следует заставить умолкнуть последние угрызения совести.

В «Народе одиноких», опубликованном в 1956 г. во Франции и в течение длительного времени считавшемся актом преклонения Чорана перед еврейским народом, автор фактически всего лишь поменял знаки: недочеловек превратился в сверхчеловека, безродный бродяга, враг любой национальной борьбы — в существо, освободившееся от «нелепого стремления к укоренению»[336]. Антисемитские стереотипы IV главы «Преображения» сохранились в этом тексте практически полностью — они не проанализированы, не переработаны, не преодолены. Как будет показано в главе IX настоящей работы, они представлены там в перевернутом виде.

Трудно представить себе более различные характеры, чем у Эмила Чорана и Мирчи Элиаде. Первый полностью отдавал себе отчет в контрасте между ними, когда набрасывал портрет второго в 1978 г.: «Как прежде, так и теперь ему чуждо все отрицательное, все, что побуждает к саморазрушению как в физическом, так и в интеллектуальном отношении. Именно из этого рождаются его неспособность к смирению, к угрызениям совести, ко всем чувствам, ведущим к тупику, застою, к отсутствию будущего»[337]. Различия в характерах проявлялись не только в стиле, но и в побуждениях, определивших их политические пристрастия.

Так, Элиаде главным образом привлекали те аспекты идеологии Легионерского движения, которые были совершенно чужды Чорану: мистика и религия (что, учитывая его специальность, было довольно естественно). Его в наибольшей степени интересовало слияние самобытности и православной духовности; их синтез Элиаде считал основным условием возникновения и развития особого румынского мессианства. Об этом свидетельствуют его постоянные призывы к духовной и христианской революции, его вера в появление нового человека и в перековку нации с помощью мистики смерти и жертвоприношения. Подобные темы, возникшие в его творчестве еще в юношеском возрасте, в 20-е годы, продолжали с упорным постоянством (