— На вокзал.
— Может, последний экспресс пустят?
— Нет. Говорят, топлива на два года не хватит...
— Все засекретили. Ничего теперь не узнаешь...
Рауль вывел Анну-Мари из толпы.
В парке пустынно. Гаммельнцам не до веселья. К тому же и день был сумрачный, с тяжелыми тучами, налившимися дождем. Рауль и Анна-Мари подошли к пестрому балагану. Из окна кассы высунулась голова.
— Сколько?
— Два билета. Почем они?
— Десять марок. Вращение на третьей скорости.
— Десять марок?
— На третьей скорости! — повторил кассир.
— Не выйдет! — буркнул Рауль.
— Вчера билет стоил всего пятьдесят пфеннигов. Но сегодня с вокзала получены плохие вести. Экспрессы отменены. Кончается топливо...
Анна-Мари мягко отстранила Рауля и достала кошелек.
— Два билета, пожалуйста.
— Я не буду. Покатайтесь без меня, Анни. Мне хочется посмотреть на эту игрушку издали.
Анна-Мари пожала плечами.
Из будки выскочил остроносый старичок и растянул ширмы, закрывавшие колесо смеха.
Пестрый шатер раздвинулся, и Рауль увидел огромный горизонтальный диск. Он был раскрашен, как волчок, синими, зелеными и желтыми полосами.
Старик отпер калитку в круглой золоченой решетке, и Анна-Мари вошла внутрь ограды. Пройдя по лакированным полосам волчка, она остановилась у черного центра диска и села. Заиграла музыка, и «колесо» медленно поплыло. Рауль сел на скамейку. Красные и синие полосы опоясывали Анну-Мари, сверкая свежим лаком, а диск ускорял свое движение, разгоняясь. Постепенно круги диска расплывались, цветные границы между ними исчезали. Колесо приближалось к третьей скорости. И тут Рауль увидел нечто необычайное. Диск исчез, а перед ним возникло серовато-белое облако, непрерывно изменяющее свою форму: оно становилось то эллипсоидом, то баранкой, то сплющивалось, то разбухало. При этом «облако» светлело по мере увеличения скорости, становясь почти прозрачным.
Анна-Мари сидела у неподвижной оси вращения. Ее лицо, проступающее сквозь облачные фигуры, почти не изменилось. Не отводя глаз от диска, Рауль рылся в карманах, ища карандаш. «Хотя бы два-три штриха». Но вот колесо смеха опять изменило форму — превратилось в новое геометрическое тело! Впрочем радиусы диска не менялись. Они как бы сохраняли внутренний каркас «облака», словно спицы, торчащие из порванного зонтика. Но ведь если радиусы остаются постоянными — должно измениться само число «пи» — отношение радиуса к длине окружности. Так однажды и сказал Эйнштейн, когда зашла речь об изменении формы вращающегося круга. И Рауль снова услышал по-детски радостный смех Эйнштейна, мчавшегося когда-то вместе с ним на такой же карусели в Люстгартене, и его слова, заглушаемые вальсом карусельной шарманки, о том, что, если бы диск вращался со скоростью, близкой к скорости света, его форма изменилась бы. Диаметр и длина окружности оказались бы в разных условиях во время движения, а поэтому изменилось бы само «священное» число «пи». И вот тогда-то в воображении Рауля и возникла удивительная картина изменяющихся геометрических форм. Превращение движущихся миров. А сквозь них проступило детское и мудрое лицо волшебника. Лицо Эйнштейна. Так родился его портрет... Увидит ли он его когда-нибудь?..
