— Дженни, — сказал Джеф, — это Рейчел Фицпатрик. Рейчел, это Дженни Армитедж.
Улыбка исчезла с лица красавицы так же внезапно, как появилась, а глаза холодно сверкнули в мою сторону. На ней небрежно сидели пестрая твидовая юбка и сиреневая кофточка, и выглядела она в этом наряде невесомо. На мне же были надеты отороченное мехом норки платье и сверху куртка, и смотрелась я так, будто собралась на зимовку. Мне стало не по себе, и я поняла, что именно этого она и добивалась. Может быть, она догадалась, что я нарядилась специально для Джефа?..
Почувствовав холодное ко мне отношение, Джеф демонстративно положил руку на мою ладонь и чуть сжал ее. Рейчел заметила этот жест ободрения, и ее яркие глаза сверкнули гневом.
Она села на единственный свободный стул, из чего я заключила, что обедать вместе с Лангтонами для нее не редкость.
— Много было дел сегодня, Рейчел? — спросил Джеф.
— Ага.
— Рейчел работает в одной из газет в нашем графстве, — объяснила миссис Лангтон.
— Вы репортер? — спросила я.
— Если заметки о свадьбах, похоронах, ярмарках можно назвать репортерской работой, то я не возражаю.
— Ладно, — рассмеялся Гарри Лангтон. — Придет день, когда ты отроешь небывалую сенсацию!
— Что? Это здесь-то? Да если у нас и произойдет что-нибудь стоящее, то женщине никогда и никто не позволит написать об этом! Тут все права имеют только мужчины.
Она говорила, несмотря на волнение, негромко, приятным голосом с характерным ирландским акцентом.
Повернувшись ко мне, она спросила:
— Вы здесь отдыхать или по делам?
— Отдыхать.
— Как странно!
— Что ты хочешь сказать? — несколько раздраженно спросил Джеф.
Она пожала плечами:
— А разве не странно? Кому придет в голову добровольно приехать в такое Богом забытое местечко, да еще в это время года?
Мистер и миссис Лангтон посмотрели на меня, и я поняла, что они отчасти разделяют недоумение Рейчел.
— Несколько месяцев назад погибли мои приемные родители, и мне захотелось уехать куда-нибудь, лишь бы забыться.
Я заметила, как глаза Рейчел задержались на моем тяжелом золотом ожерелье с топазом и таком же браслете. По этому взгляду я догадалась, что бижутерия из «Вулворта» не ввела бы ее в заблуждение.
— Я думаю, вам комфортнее было бы на Бермудах или в Гонолулу.
Пока она говорила, одно выражение на ее лице сменялось другим. Я распознала презрение, враждебность, подозрение. Последнее мне не понравилось больше всего. Девушка была на редкость чуткой к словам окружающих. Она не поверила в мое объяснение.
