— Вы что-то имеете против немцев? — спросила она, заметив изменившееся выражение его лица.
Рууд расслабленно откинулся назад и прислонился к спинке кресла.
— Нет, но… от народа, который очень любит тирольские песни, можно всего ожидать… — Он отвернулся от телевизора и посмотрел на Алину. — Я могу сейчас думать только о цитате Брехта: «Еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада…» И при этом я думаю о радикалах во всех странах, которые давят на других. Нужно всегда быть начеку, иначе темные силы могут одержать победу. Ах, я что-то разболтался. Вам же надо возвращаться на работу. Что будете сейчас делать у замечательного Делагриве? Начнете с хронологии: его прежних работ и составления каталога или попытаетесь и дальше его воспитывать?
— У меня даже и в мыслях не было воспитывать Делагриве, — запротестовала Алина. — Почему я вообще должна это делать? Я… — Она умолкла, когда Рууд, дружески похлопав ее по руке, проводил до двери. — Хорошо. Я приду к вам еще, хотя вы коварный старик.
После обеда Маттей начал располагать свои рисунки в хронологическом порядке и диктовать Алине их краткое описание, дату выпуска и название газеты, где они появились.
— Не очень-то далеко мы продвинулись. — В конце рабочего дня Алина указала на записную книжку, в которой было сделано лишь четыре записи. И это при сотнях рисунков, лежащих штабелями под одним только рабочим столом.
— Я представлял себе это несколько проще, — кивнул Маттей.
Алина собрала свои вещи и взяла в руки сумочку.
— Не беспокойтесь, мы быстро втянемся в эту работу. Со временем дело пойдет быстрее.
Придя на следующий день к Делагриве, она первым делом бросила взгляд в кухню и услышала позади себя веселый смех Маттея.
— Вы что думаете, я рискнул бы оставить в кухне хоть одну пылинку? — спросил он, разыгрывая робость.
— Так приятно слышать это, господин Делагриве. Любой шеф должен бояться своей секретарши. — В хорошем настроении Алина подошла к двери ванной. — О нет! — воскликнула девушка, заглянув внутрь.
Маттей стоял позади нее.
— Не хотите ли вы все же отказаться от «господина Делагриве» и называть меня Маттей?
Но Алину больше беспокоил царивший в ванной беспорядок. Вокруг валялось и сушилось белье, полотенца. Картина была удручающей.
— К сожалению, мне пока трудно называть вас Маттеем, господин Делагриве, — произнесла она наконец.
Маттей сжал губы и расстроенно вздохнул.
— Ну хорошо, начнем, господин… начнем, Маттей. Но в этот раз вы мне поможете. Я не могу думать ни о чем другом, кроме как о наведении здесь чистоты и порядка.
