И, почти не задумываясь, что делаю, я встал и подошел к ней. Положив руку на плечо, я сказал:
— Мне очень жаль, сестренка. Я могу чем-нибудь помочь тебе?
Естественно, Дебора напряглась и сбросила мою руку. Она встала и посмотрела на меня с выражением, только наполовину напоминавшим ее обычный оскал.
— Для начала перестань вести себя как мать Тереза. Господи, Деке, что в тебя вселилось?
И прежде чем я смог хоть как-то объяснить свое поведение, она вышла из кабинета и скрылась из виду.
— Рад был помочь, — сказал я ей в спину.
Может быть, я просто был новичком в стране эмоций, чтобы действительно понимать и вести себя соответственно. Или Деб требуется время, чтобы привыкнуть к новому, способному сопереживать Декстеру. Но мысль о злодее или нескольких злодеях, отравивших водопровод Майами, обретала все большее правдоподобие.
Когда я уже собирался уходить, мир стал еще более странным. Зазвонил мой сотовый, я взглянул на него и, увидев имя Риты, взял трубку.
— Алло?
— Декстер, привет. Это… эмм… я.
— Конечно, — сказал я ободряюще.
— Ты все еще на работе? — спросила она.
— Как раз собираюсь уходить.
— О, хорошо, потому что… Я имею в виду… если… вместо того чтобы забирать Коди и Эстор… — сказала она. — Потому что сегодня не нужно.
Я мысленно перевел фразу и понял: по какой-то причине я не должен сегодня забирать детей.
— О… А почему?
— Просто… Их там уже нет, — ответила она, и пока я пытался осмыслить эту новость, мне на секунду показалось, что с ними произошло нечто ужасное.
— Что? Где они? — с трудом пробормотал я.
— О, — сказала она, — твой брат забрал их. Брайан. Он решил сводить их в китайский ресторан.
Какие интересные переживания я начал испытывать благодаря превращению в человека. В данный момент, к примеру, я от удивления лишился дара речи. Я чувствовал, как волна за волной на меня накатывают мысли и чувства: гнев, изумление, подозрение, мысли о том, что же все-таки замышлял Брайан, почему Рита на это соглашается и как поведут себя Коди и Эстор, когда вспомнят свою неприязнь к китайской кухне. Но какими бы многочисленными и разнообразными ни были мои мысли, я оказался не в состоянии произнести что-либо членораздельное. И пока я пытался хоть что-то выговорить, Рита сказала:
— Мне надо идти: Лили-Энн плачет, — и повесила трубку.
Мне показалось, что я стоял и прислушивался к тишине всего несколько секунд, но, наверное, прошло довольно много времени, поскольку я почувствовал сухость во рту из-за того, что долго держал его открытым, а рука, сжимавшая телефон, вспотела. Я закрыл рот, убрал телефон и отправился домой.
