В душе Стефана разгорался гнев, яркий и холодный, смешиваясь с горячей болью в груди. Он все еще не был уверен, что это не Дамон бросил его в колодце умирать. И он воспринял бы идею Елены о Другой Силе серьезнее, если бы был полностью уверен в том, что Дамон не причастен к смерти Елены. Дамон был злом; у него не было жалости и сомнений…
«Что он сделал такого, чего не сделал я?» — В сотый раз с горечью спросил себя Стефан.
Ничего.
Кроме убийств.
Стефан тоже пытался убить. Он хотел убить Тайлера. Это воспоминание загасило холодный огонь гнева на Дамона, и он посмотрел на парту в конце класса.
Она была пустая. Хотя день назад Тайлер вышел из больницы, он не вернулся в школу. Однако можно было не опасаться за то, что он запомнил что-нибудь с того ужасного дня. В его подсознании приказ забыть будет держаться еще долгое время, по крайней мере до того момента, пока кто-нибудь еще не поработает с сознанием Тайлера.
Внезапно он понял, что смотрит на пустой стол Тайлера пристальным и задумчивым взглядом. Когда он отвел взгляд, то поймал взгляд того, кто наблюдал за ним.
Мэтт быстро отвернулся и наклонился к учебнику истории, до того, как Стефан увидел выражение его лица.
«Не думай об этом. Не думай ни о чем», — сказал Стефан себе, и попробовал сосредоточиться на лекции Алариха Зальцмана о Войнах Роз.
5 декабря — я не знаю, сколько времени, вероятно, позднее утро.
Дорогой Дневник.
Дамон вернул тебя мне сегодня утром. Стефан сказал, что он не хочет, чтобы я вернулась на чердак Алариха. Я пишу ручкой Стефана. У меня больше ничего нет, или, по крайней мере, я не могу добраться ни до одной из моих вещей, потому что тетя Джудит обнаружит пропажу, если я возьму их. Сейчас я сижу в сарае за пансионатом. Я не могу войти туда, где живут люди, без приглашения. Я думаю, что и животные считают так же, потому что здесь есть несколько крыс, спящих под сеном и сова в стропилах. Сейчас мы не замечаем друг друга.
Я очень стараюсь не впасть в истерику.
Я думала, что продолжение дневника мне поможет. Что-то нормальное и привычное. За исключением того, что в моей жизни больше нет ничего нормального.
Дамон говорит, что я привыкну к этому быстрее, если забуду старую жизнь и приму новую. Он, кажется, думает, что неизбежно то, что я стану такой как он. Он говорит, что я была рождена, чтобы быть охотником и нет смысла быть им лишь наполовину.
Прошлой ночью я охотилась на оленя. Это был самец, потому что он сильно шумел, стуча рогами по ветвям дерева, бросая вызов другим самцам. Я пила его кровь.
