Только благодаря маркизу Девериллу, она даже имеет возможность солгать. Если бы Мельбурн знал, что на самом деле произошло, то после прошлой ночи он отослал бы ее в Девон.
Элинор тяжело вздохнула, занимая место рядом с Пип. Она была обязана Девериллу как спасением ее добродетели, так и еще одним шансом найти мужа или романтику, или приключения, или… что бы она ни собиралась делать. Теперь первым пунктом в ее списке стало соблюдение осторожности. После ловушки, устроенной Стивеном Кобб-Хардингом, ее энтузиазм по самостоятельному поиску мужа, без предварительного выяснения чьего-то мнения об его характере, угас или, скорее, обратился в другую сторону. И в этом вчерашнем приключении, каким бы плохим оно не оказалось, девушка заметила кое-что еще.
При дневном свете Элинор должна была признать, что та вечеринка имела определенную грешную привлекательность. Но за кого бы она, в конечном счете, не вышла замуж, выберет она мужа сама или нет, супружество положит конец зарождавшемуся с трудом скрываемому возбуждению и предвкушению. Исследовать как можно глубже эти ощущения — свободу и все, что ей сопутствует — вот что буквально за одну ночь стало ее целью. И Элинор в точности знала, кого она должна благодарить за это.
Она была обязана Валентину своим спасением, а также тем, что прошлой ночью вместо кошмаров ей снилось нечто туманное и горячее.
— В чем дело, Мельбурн? — спросил Закери, входя в дверь. Подавив зевок, он направился к буфету и начал заполнять тарелку едой.
— Ничего, — ответил герцог. — Почему ты спрашиваешь?
— Потому что сейчас только эти черт… окаянные семь часов утра, — проворчал он, дернув за ухо Пип, когда проходи мимо нее, заставив девочку хихикнуть.
— Я надеюсь, что это не какой-то урок для Нелл, — послышался еще более сухой голос Шея, когда тот вошел в комнату, — потому что я бы предпочел более позднее время. Я отправился в постель только три часа назад.
Приветствия братьев были типичными для них; Закери, несмотря на то, что наполовину спал, в такой же степени развлекался, в какой был раздражен. Он никогда по-настоящему не расстраивался и не злился, во всяком случае, не более двух или трех раз на ее памяти. Шарлемань был более сдержанным и менее болтливым, и гораздо быстрее выходил из себя. Однажды его, почти исключили из университета, когда сокурсник ложно обвинил брата в шулерстве, а Шей сломал парню нос вместо того, чтобы разрешить проблему словесными методами.
