Долго ли лежал, он не смог сказать, но, услышав скрип снега под чьими-то ногами, сел на ложе — а вдруг княгиня? Огонь в очаге, устроенном посреди большого княжеского шатра, горел в полную силу, значит, это не челядь дрова подкладывала. В светце была вставлена трескучая еловая лучина, дававшая неровный свет. Яркие угольки от нее падали в корытце с водой, чуть булькали, шипели и умирали. Вошла не княгиня, такой же быстрый шаг был у ее сына князя Святослава. Князь молод, но крепок и очень похож на мать, те же насмешливые синие глаза, та же гибкость и быстрота в движениях. До гибели отца он сидел в Новгороде, точно набираясь сил, куда теперь денется? А ну как захочет взять власть себе?
Григорий почувствовал беспокойство, молодой князь смотрел насмешливо и не вполне приветливо:
— Ну, очухался? Чего ж в киевском тереме не сиделось? Княгиня и без тебя обойдется, небось, в другую веру крестить некому, а волхвам христианка не надобна.
Не дожидаясь ответа от потерявшего дар речи Григория, Святослав сел, вытянул ноги в красных сафьяновых сапогах. Священник почему-то подумал: как он не мерзнет в такой легкой одежде? Эти русы не боялись жгучих морозов, от которых так страдал Григорий. Со всем остальным он еще мог мириться, привык к русским баням, привык к грубым тканям одежды, постепенно даже нашел свою прелесть в мягком льне, забыл про шелка, стал пить меды вместо вина, но переносить морозы так и не научился. Поэтому полгода для священника превращались в сущий кошмар, он на несколько минут выскакивал на улицу, стараясь дышать в рукавицу, убеждался, что снег не для него, и возвращался обратно. Сначала княгиня и ее окружение даже смеялись над незадачливым греком, потом привыкли и перестали обращать внимание, а сам Григорий становился на зимний период затворником. Только большая необходимость могла заставить его пуститься в такое далекое путешествие по морозу. Все вокруг говорили, что и мороза-то нет, так, подмораживает только, но от их дыхания шел пар, а снег под ногами скрипел.
Григорий выбрался из-под горы шкур, наваленных на него челядниками, и теперь зябко поеживался, решая, не залезть ли обратно. А Святослав сидел в распахнутой на груди рубахе, только накинув на плечи шубу, и священник не хотел показывать, что от оставленного незавешенным входа сильно дует. Он уже пришел в себя и решил, что надо постараться вернуть сына княгини обратно в Новгород, иначе, оставшись в Киеве, тот будет оказывать на мать влияние даже большее, чем его отец. Григорий очень мало знал Святослава, и сам не мог бы объяснить, почему чувствует исходящую от молодого князя угрозу. Может, из-за насмешливых глаз? Князь чувствует свою силу, и все вокруг тоже. Священник мысленно ужаснулся — если Святослав решит взять власть, плакали все его планы. И тут же возразил — надо попытаться обратить к истинной вере самого молодого князя. Его ум еще способен впитать новые слова, новые мысли.
