— Спасибо. Я пойду спать.
— Il s’est insensé,[1] — прошептала старуха.
— Il est peu probable, — возразил майор, уже ступивший на лестницу. — Je suis le dernier des hommes… homme épuisée… seulement, mademoiselle Héloïse… Просто у вас очень красивые ноги. Très joli.[2]
Широкая кровать с аккуратно — углом — откинутым одеялом слепила белизной белья. Чертыхнувшись, Лавренов разделся и лег под пуховик.
Пахло яблоками.
Майор заснул.
На следующий день за завтраком пасторша, не поднимая глаз на офицера, смущенно проговорила:
— Господину майору, вероятно, нужна женщина. Элиза…
— Не нужна. — Лавренов мотнул головой. — Ни вы, ни Элиза, ни черт, ни дьявол…
— У меня есть сестра, — донесся сверху голос Элизы, которая, убрав в комнате майора, вышла на галерею, опоясывавшую столовую на уровне второго этажа. — В отличие от меня она стройная, худенькая и…
Майор закурил и с интересом уставился на Элизу. Лицо ее было бесстрастно.
— Милые дамы, — наконец сказал майор. — Я трижды ранен и дважды тяжело контужен. Мне хочется спать, и мне не нужна женщина вообще. Моя жена и дочь погибли в блокадном Ленинграде от голода. Соседка рассказала мне, что, когда девочка просила есть, жена слегка надрезала вену и давала ей попить теплой крови, а потом аккуратно заклеивала ранку. До следующего раза. Их похоронили в огромной братской могиле. — Он помолчал, задумчиво глядя на кончик дымящейся папиросы. — Я не думаю, что в этом виноваты вы или даже ваш африканский жених, фройляйн. Война… — Он встал. — Извините, но я ранен в голову и хочу спать. А продукты и мыло у вас будут и без этого… и у вашей сестры тоже… Извините.
Так и не сообразив, за что он только что извинился, майор поднялся наверх, старательно обогнув замершую на галерее девушку, и лег спать поверх покрывала.
— Полчаса, — шепотом скомандовал он себе. — Тридцать минут.
Весь день он провел на железнодорожной станции, куда прибывали наступающие части, пополнение и где танкисты развернули свою вторую ремонтную базу. Вместе с главным врачом дивизии решали, где лучше расположить госпитали.
— Один — в бывшем военном училище: на крыше башенка с птицей, узнаете, — распоряжался Лавренов, — другой — за водонапорной башней у переезда, метров двести — двести пятьдесят по мощеной улице от тюрьмы. Третий — в ста метрах от собора, два целехоньких здания под такими крышами-колпаками… к ним надо только дорогу расчистить… Куравлев!
К нему подбежал офицер с капитанскими погонами.
