Призрак Карфагена | страница 50
Снова перекрестившись, священник пробормотал молитвы и ушел, оставив узника томиться в ожидании свободы.
Судя по тому, что смог разглядеть Александр, в очередной раз подтянувшись, вокруг ямы росли густые кусты и деревья, и, похоже, никто узилище не охранял. Да и надобности такой не было: решетка оказалась крепкой и тяжелой, не сдвинешь.
Что ж, оставалось ждать неведомого освободителя. И соображать, куда потом идти: на юг, в Марсель-Массилию, или все же попытаться пристать к варварам? У них же флот!
Так молодой человек и сидел на дне ямы, думал, посматривая на небо: не собирается ли темнеть? Нет, оно было светло-голубым, высоким, с белыми редкими облаками, гонимым легкими ветром… Куда? К морю? Черт его знает куда.
А вот и другие облака, темные… Грозовые тучи, что ли? Нет, похоже, что дым. Узник вскочил на ноги и принюхался: ну точно, что-то горит… И кажется, кричат люди. И звенит… Оружие?
Солнце-то уже садилось, на решетку упали длинные тени.
Вдруг послышались чьи-то шаги. Быстрые, очень быстрые… Оп!
Над решеткой склонилось знакомое лицо, мелькнули светло-рыжие локоны…
— Агуций!
— Меня прислал отец Бенедикт, — быстро ответил парень. — Сейчас…
Что-то скрипнуло, видать, подросток отодвинул засов. А решетка между тем так и лежала на месте.
— Не могу сдвинуть! — тяжело дыша, признался Агуций. — Тяжела слишком.
Ну, святой отец! Прислал помощничка!
— Давай-ка я помогу. Есть там какой-нибудь кол, палка?
— Нет… Вот, засов разве что.
— Ну-ка сбрось!
Саша просунул тяжелую палку между брусьями решетки, навалился, и дело сразу пошло веселее. Тяжелая решетка наконец поддалась, медленно отошла в сторону.
Прыжок… Подтянуться… Оп-па!
Вот она — свобода!
— Агуций, что там за шум?
— Шум? — Мальчишка неожиданно расхохотался, запрокинув голову, заливисто и громко. — Это не просто шум, Бритт, это битва!
— Хенгист?!
— Именно! Чуешь, как горят поля? — В синих глазах подростка стояла злая звенящая радость. — Они всегда издевались надо мной, все. Пусть теперь… Лишь один отец Бенедикт заступался. О, я самый верный его пес!
— А мать? — Александр все же спросил, напряженно прислушиваясь.
— Матушка пару раз уже продавала меня в рабство, — ехидно усмехнулся Агуций. — Теперь моя очередь. Как думаешь, дадут за нее пять золотых?
— Матушка твоя красива, — покачал головой Саша. — Но пять золотых, думаю, много.
— Ну хотя бы два. Там уже вся деревня горит! И пусть! И правильно! Если б та знал, Бритт, как они меня презирали. А теперь у меня праздник. Отец Бенедикт станет епископом, а я — причетником в церкви, а потом, Бог даст, и аббатом.