Ева напряглась, охваченная предчувствием чего-то малоприятного. Она ощущала себя сейчас и впрямь участницей какой-то предельно глупой игры, игры с нелепыми, совершенно непонятными ей правилами. Присутствие Себастьяна, явно знающего нечто такое, о чем она и понятия не имеет, начинало ее тяготить.
А его смех резал слух и вызывал необъяснимое раздражение.
Она поднялась с дивана и твердым шагом перешла к креслу, опустилась в него и, не откидываясь на спинку, произнесла спокойно, но категорично:
— Очень тебя прошу, объясни, что происходит.
Себастьян перестал смеяться, метнул на нее выразительный взгляд, запустил пятерню в свои густые каштановые волосы, нервно потеребил их, сбивая челку набок, и опять развел руками.
— Неужели ты ничего не понимаешь, Ева? произнес он тихо, глядя на нее так, будто умолял сжалиться над ним и прекратить ломать комедию. — Поставь себя на мое место: мне ужасно трудно говорить обо всех этих вещах, называть их своими именами…
Обескураженная Ева не знала, как ей быть.
Она с превеликим удовольствием поставила бы себя на место Себастьяна, чтобы разрешить эту безумную ситуацию. Но не могла этого сделать, потому что даже не догадывалась, на что он намекает.
— Ева, милая, не мучай меня! — воскликнул Себастьян, наклоняясь вперед. — Ответь: ты согласна стать моей — жить со мной, отдыхать, делить радости, беды, строить планы на будущее?
Если бы еще сегодня днем кто-то сказал Еве о визите Себастьяна и о том, какое предложение он ей сделает, она, не задумываясь, ответила бы, что станет счастливейшей женщиной на свете. Сейчас же ее сердце настороженно молчало, как свернувшийся в колючий шар в ожидании опасности еж.
— Ева, ты слышишь меня? — с нотками отчаяния в голосе спросил Себастьян.
Молодая женщина ничего не ответила. «Обещаю, что никогда не задам тебе ни единого вопроса… Ни о твоем прошлом, ни о треклятом колдовстве», — звучало в ее ушах снова и снова.
Себастьян замер, долго испытующе вглядывался ей в глаза, потом зажмурился, будто от сильной физической боли, и устало провел по лицу ладонью.
— Если я тебе не нужен, так и скажи и верни мне свободу, — произнес он убитым голосом. — Я не моту нормально жить: работать, спать, есть… И я не понимаю, для чего тебе понадобилось надо мной издеваться.
— Что? Издеваться?
Терпению Евы пришел конец. Раздражение и недоумение, вызванные оскорбительными намеками Себастьяна, превратились в ее душе в тягучую, удушающую злость. Она расправила плечи и гордо вскинула голову.
