Стив пересказал мне новости из дома. Миссис Твист присматривала за хозяйством, Симкокс, как ни странно, хорошо справлялся с делами, бедняжка Винстон скучает, но кушать не отказывается. Все это звучало так странно здесь, в Бостоне, за тысячи миль от родной фермы.
— Стив, передай, пожалуйста, миссис Твист, пусть приготовит для Хопкинсов гостевую комнату. Руди может у Бинга в детской расположиться. Ей придется подать им завтрак. Они говорят, что хотели бы остановиться в Литл-Вич, если им там не понравится, то никогда не поздно в гостиницу съехать. Как только мы доберемся до дома, сразу же в больницу поедем.
— Буду с нетерпением ждать, — сказал Стив.
— Правда? — Сердце мое подпрыгнуло от радости. — Правда?
Ответа я не расслышала, связь ухудшилась. Хотя какого ответа я ждала? Не может же он изливать свою душу по телефону.
Я вернулась к остальным.
Ночь я пережила только благодаря чисто американскому пристрастию по поводу и без повода обращаться к докторам. Хопкинсы пригласили своего семейного врача проверить состояние Анны, и он прописал нам обоим снотворное.
Очнулась я только утром. Наступил новый день, такой важный для всех нас. Я приняла душ и спустилась в сад, где нашла Гила. Деревья стояли в золотистом тумане, добросовестный садовник уже поливал клумбы. Впереди ждал новый длинный жаркий денек.
Мне так хотелось снова вернуться в прохладную старушку Англию. Стив сказал, что у них дождик льет.
Гил подошел ко мне и покачал головой:
— Так ты до смерти себя изведешь. Не надо. Все устроится, вот увидишь.
— Это только в фильмах все хорошо кончается, — вздохнула я, — а в жизни…
— И в жизни — тоже, — расцеловал он меня в обе щеки. — Ты дорога мне больше, чем любая другая женщина, которая встречалась мне на пути.
— Да что ты, Гил! — вспыхнула я и попыталась рассмеяться.
— Неужели это тебя удивляет? Меня только одно останавливает: ты снова будешь мучиться угрызениями совести и не слишком обрадуешься моему приходу. Стив — счастливчик. Я уже не раз говорил тебе это.
Я ничего не ответила. Да, лестно, конечно, когда такой шикарный мужчина обращает на тебя внимание, но Гил прав — я не позволила бы ему остаться. Не могла. Лихорадка Параджи не должна повториться.
— Брось этот трагический вид, милая, — взъерошил он мне волосы. — Забудь мои слова. Не стоило мне расстраивать тебя.
Я была все в том же старом костюме, вид жалкий, усталый. Удивительно, что Гил Барретт испытывал ко мне что-то кроме жалости. Возможно, я тоже обладала своего рода магнетизмом, о существовании которого даже не подозревала, и могла так же, как Анна, завладеть любым мужчиной — только руку протяни. Может, мой магнетизм так же силен, как ее красота? Но сейчас явно не время и не место проверять эту теорию на практике.
