– Оля, это ты?
И вдруг, совершенно неожиданно для себя, я сказала:
– Да, папа, это я.
Вот уж не ожидала от себя такого предательства. Не я ли клялась, что НИКОГДА не назову его этим запретным словом. Куда девались мои детские клятвы и страхи, где моя верность нашему с мамой одиночеству?
Как будто услышав мои мысли, он спросил:
– А Валя?
Теперь была моя очередь ставить его в тупик.
– Она рядом со мной, ей уже скоро три года.
– Ты говоришь о дочке?
– Да.
– А мама...?
И опять у меня вырвалось предательское, со слезами:
– Папа, она умерла четыре года назад.
– Боже мой, такая молодая!!!
Я хотела закричать ему в трубку, что она умерла в сорок шесть лет, так и не встретив человека, который оценил бы ее необыкновенную душевную щедрость и талант делать людей счастливыми, что она умерла в больнице от того, что не нашлось рядом никого, кто принес бы ей вовремя лекарство, что все, кому она всю жизнь помогала, были заняты своими проблемами и никто, почти никто, из них не приходил навестить ее, что в конце жизни она все-таки избавилась от своих коммунистических иллюзий и, умирая, произнесла: "Господи Иисусе Христе, Царица Небесная Матушка, прости, сохрани и помилуй", но какое, в конце концов, ему до этого дело.
– Я звоню тебе..., мне нужно встретиться с тобой.
– Да, да, конечно. Где? Подожди секундочку.
Он отошел куда-то. И я услышала как он закричал на всю квартиру:
– Надя, моя дочь Оля звонит, можно пригласить к нам?
Надя, жена, наверное – мне было неприятно, что санкцию на мою встречу с отцом должна дать какая-то чужая женщина.
Через мгновение опять его голос в трубке.
– Оля, приходи к нам, с Валюшей – с дочкой, с мужем. Я буду счастлив вас видеть.
В мои планы совершенно не входило его осчастливливать. Мне бы получить несчастную бумажку и забыть о его существовании, но не тут-то было.
– Приходи к нам в воскресенье, как раз твоя бабушка приедет из Казани.
Вот это да... Факт, что моя бабушка до сих пор жива, – это после двадцати-то пяти лет лагерей, явился для меня полной неожиданностью. Увидеть ее, конечно, было бы очень интересно, но вступать в родственные отношения с кем бы то ни было сейчас, на пороге отъезда из страны, было бы по меньшей мере странно.
– Папа, я по делу...
– Боже мой, какая разница. Я так счастлив, что ты наконец объявилась!
Хотела я сказать ему, что это "счастье, было так близко, так возможно" все двадцать пять лет, что мы не виделись, но не сказала, а просто условилась о встрече, узнала, как доехать, и простилась.
