Виделись они редко, сначала просто как хорошие знакомые. Потом эти встречи стали более частыми и необходимыми обоим. Но во что это выльется, не знали ни он, ни она.
- Ты изменился, отец, - сказала Наташа. - Неужели и на новой работе тоже какие-то неприятности?
- Нет, на работе - все в порядке. Правда, твой папаша понемногу превращается в канцелярскую крысу. Наверно, именно это и бросается в глаза?
- Конечно. Что-то мышиное уже вырисовывается, - засмеялась Наташа. Неужели тебе не нравится новая служба? Такие широкие возможности открываются - целая республика. Или слишком много работы?
- Я привык делать дело своими руками. Предвидеть и упреждать события, влиять на них. А здесь... Здесь я чиновник, и это мне, щучка, не по нутру. Мне действовать хочется - оперативно принимать неотложные решения, зная, что от этого зависят не только судьбы людей, но иногда и их жизни. А здесь людей я не вижу - ни их лиц, ни чувств, не слышу их слов - одни только бумаги и запах копирки. Сижу, что называется, на теплом месте. И кое-кто, ты понимаешь, щучка, даже завидует. И трудно другой раз объяснить, чем меня это теплое место тяготит.
- А почему бы тебе в таком случае не вернуться на старое. Ну хотя бы обыкновенным инспектором? - она вздохнула. - Я-то думала, что здесь тебе легче, спокойнее. Как ни крути, а ворошить бумаги - это не за убийцами гоняться. - Наташа сморщила нос, чтобы смешной гримасой смягчить некоторую бестактность своих слов. Она ведь довольно прозрачно напомнила отцу о годах, которые, хочет он того или нет, ограничивают его возможности. В самом деле, не может же он теперь резвиться, как молодой сыщик.
- Налей мне, пожалуйста, еще, - попросил он. - Я и сам над этим задумываюсь. Хотя, боюсь, из управления - прямая дорога на пенсию. Правда, сотрудники нашего отдела тоже ездят в командировки. Но редко. Да хватит об этом, не пора ли на боковую? Завтра с девяти у меня такой же, как сегодня, бумажный денек.
Неожиданно осенила его новая мысль: дело, в конце концов, не в бумагах. И в областном управлении он тоже не был избавлен от них, но это не мешало ему принимать участие в розыске. Дело, наверно, в другом. Когда-то самым главным казалась ему оперативная реакция на преступление: погоня, расследование и конечно же - неотвратимость наказания. Он и теперь по-прежнему считал эту деятельность милиции очень важной. Но с каждым днем азарт охотника, который преследует опасного зверя, все больше вытеснялся в его сознании чувством неудовлетворенности тем, что трагедия все-таки разыгралась, что какой-то человек стал жертвой убийцы, а он и его коллеги не сумели преградить путь оголтелому преступнику.
