Старик открыл глаза. Поднялся с раскладушки, окунул ноги во влажную от ночной росы траву и пошарил ими, нащупывая тапочки. Затем встал и направился к заборчику, разделявшему два двора.
Однообразная собственная жизнь ему давно уже надоела и он не отказывался от малейшей возможности сунуть нос в чужую. Любопытство его было беззлобным, похожим на любопытство ребенка, наблюдающего за недоступной ему игрой.
Летом старик частенько ночевал в саду. Приятно было просыпаться сизым утром от птичьих голосов и начинать день среди зелени, а не среди скучных стен, - он где-то слыхал, что зеленый цвет укрепляет нервы, и был с этим совершенно согласен.
Крик в доме Шефера не повторился.
Коповски потоптался у заборчика, который был чуть выше его головы, отодвинул доску, державшуюся на одном гвозде, как бы заранее смакуя события, которые вот-вот могли разыграться.
Но в соседнем доме, казалось, все затихло.
Коповски еще раз глянул на единственное открытое окно, задернутое матерчатой шторой, и уже хотел было вернуться на свою продавленную раскладушку, как голос жены Эрнста, толстухи Агнессы Шефер, снова взлетел над домом. Отчетливо, с нарастающей силой устремился этот голос в кромешную тьму, вонзаясь в заборы, каменные ограды, деревья, сараи...
Завертелся в конуре пес, но голос звучал свой, хозяйский, и он решил не вмешиваться.
- Ты не пойдешь! Никуда не пойдешь! Если твоя нога еще раз переступит ее порог, ты пожалеешь: я тебя тогда знать не знаю!.. А эту стерву я насквозь вижу. Я сама пойду к ней... - кричала старая Агнесса, от гнева путая немецкие слова с венгерскими и украинскими. Она словно забыла про поздний час, забыла, что ее могут услышать чужие люди.
- Тише, Агнесса. Заткни глотку. Окно открыто. Клянусь - плохо тебе будет! - пытался успокоить ее муж, мясник Шефер.
Затем старый Коповски с сожалением увидел, как захлопнулось окно.
"О ком это Агнесса говорила? - размышлял он. - Не о сестре ли мужа, Каталин? Никак не остынет, никак не простит ей наследства... И мужа все время подстрекает против нее. Э-э, дура баба. Сестра - это сестра. Сколько лет прошло, а все никак не успокоится. Дался ей этот участок - свой не хуже. Ну, Каталин, ясное дело, обделила братца. Хитрая баба, жила... Но, по правде сказать, все они такие - Шеферы. Что братец, что сестрица... Ни свое, ни чужое из рук не выпустят. Эрнст не отдал бы сестре и ломаного гроша, если б не муж Каталин - жандарм Карл Локкер. Его даже Эрнст боялся. А уж как повесили Карла, так Шеферам стало не до отцовского наследства... Хороша была в молодости Каталин - все мужчины заглядывались! Да и сейчас..."
