Когда случилось несчастье, он был в море. У места причала его ждало несколько соседей.
«Твоя жена покалечена! У нее серьезные увечья!»
«Что? Жена покалечена? Серьезные увечья!» — Разумеется, я его понял! Те его чувства начали передаваться и мне. Слово «серьезные» он наивно выделил. Он повторил те свои слова и изобразил выражение лица. Он воспроизвел для меня смятение и изумление и тень необоримого подозрения, прозвучавшие тогда, должно быть, в его голосе.
Тут-то я и увидел, что ему пришли в голову все те же идеи, что посетили и меня несколькими минутами раньше, когда я впервые увидел покалеченную женщину, собравшихся соседей и его удрученную фигуру, отчего-то загнанную в тень.
«У твоей жены серьезные увечья!» Я стоял там как громом пораженный — tout о fait bouleversо.
В его сознании, наверное, уже возникла знакомая картина избитой фигуры, как на lendemain de Pardon[22]. И вот внезапно он оказывается неспособным представить, что жена пострадала не от рук человека. Его одолевает мысль о том, что он сам там отсутствовал. Если кратко, то было следствие, но не было причины. В чем бы ни состояло его крайнее намерение в отношении Жюли, он — «ревнивец». Его захлестывает дикая ревность. Причина, в виде соперника, обретает воплощение в его возбужденном мозгу и властно требует следствий. В одну секунду рождается некий мужчина. Николас не верит в него, но обретает точку опоры за гранью здравомыслия. Это соперник! — другой Броткотназ; все его воображение возмущено этим супер-Броткотназом, как то, естественно, могло бы произойти с женщиной, разрешившейся героем уже героических размеров. На миг им овладевает чудовищная слабость и апатия. Он не может преодолеть беспомощность при мысли об агрессивных действиях этого героя. Его ум впадает в оцепенение, отказывается рассматривать эту фигуру.
В тот самый момент кто-то, верно, сообщил ему об истинной причине увечий. Вакуум его разума, в один миг лишившегося всей своей привычной машинерии, снова наполнился привычным содержимым. Но после момента интенсивной пустоты содержимое расположилось не совсем по-старому, какие-то его части так и не вернулись, а участь Броткотназа явила собой зияние и непривычный провал. Таким его состояние оставалось до сих пор.
После этого я поздравил Жюли со спасением. Ее глаза глянули в мои с насмешкой. Какую роль сыграл в этом я? Похоже, она думала, что меня тоже удалось перехитрить. Я прошел к прилавку и извлек бутылку водки из тайника.
