— Сшито, как по заказу, — сказал кто-то, когда Санька в новенькой, с иголочки, форме снова предстал перед взорами участников праздника.
— По заказу и сшито, — сказал Генка Юровец, переглянувшись с Валей Воскобойниковым. Они-то знали, где пропадал старый Санькин костюм, исчезнувший со двора бабки Матрены!
— Александр Чесноков, стань в строй! — крикнул Воронок. — Отряд, смирно! Налево… шагом марш!
Отряд ушел и увел с собой Саньку. А Санькина бабка долго еще стояла возле дома, недоумевая, что это — сказка жар-птицей пролетела под ее окнами или жизнь, похожая на сказку, промчалась мимо? Однако хорошо уже то, что она ее не задела…
— Матрена Трофимовна? А мы к тебе в гости.
Кто это? Ах да, комиссия, члены уличного домового комитета. Насчет нужды-потребности.
— Заходите, заходите, — засуетилась Матрена. — С чем пришли?
— С жалобой.
— На кого же?
— На тебя, Матрена Трофимовна. На жадность твою.
— Это как же, товарищи-граждане, понимать?
— Как понимать? Правильно понимать надо, Матрена Трофимовна. Хлеб коровам не скармливать. Поросят на хлебе не выхаживать. С рабочего человека за молоко-мясо трех шкур не драть…
Вот тебе и «промчалась мимо». Вот тебе и «не задела». Нет, видно, зря обрадовалась Матрена. Не оставит ее жизнь в покое. По-своему повернет. Не даст поживиться на дешевом хлебе и дорогом сале. Вообще ни на чем не даст наживаться. А без наживы какая жизнь?
«Какая жизнь? — хочется крикнуть Матрене, для которой «жизнь» и «нажива» — слова-близнецы. — Какая жизнь?»
Но зачем кричать? Кто ее услышит? А если услышит, разве поймет? Никто никогда не поймет бабку Матрену.
…Шумит на ветру «Роща космонавтов». А ветер-то, ветер… Ишь как раздобрился, так и сыплет на концертную площадку зоны березовые конфетти листочков. На все сыплет: на лица, на галстуки, на школьные формы мальчиков и девочек, на низенькие скамеечки зрительного зала, на сцену, загороженную белой простыней занавеса.
Занавес еще не поднят, и малыши, посвященные в первоклассники, чинно сидят на скамеечках в ожидании концерта. Вдруг — хлоп! — кто-то ударил в ладоши. Кто-то хохотнул в ухо приятелю, доверяя ему несерьезную тайну. Пошла кутерьма. Все веселы, все довольны, все оживлены. Один Санька — Гулливер среди лилипутов — растерян и потому задумчив. Ему не до концерта, который там, за простыней, готовят отряды имени Юрия Гагарина и Германа Титова. У него в душе свой концерт, своя песня, которая звучит то тревожно и тоскливо, когда он вспоминает прошлое, то весело и торжественно, когда ему видится будущее.
