— Зачем тебе это? — наконец перевел толмач настороженный возглас старшего.
И желтобородый ответил:
— Великий Герцог предлагает союз отважному племени псоглавых!
А затем, то и дело перебивая толмача, он принялся рассказывать о том, как он, желтобородый, прошел все варварские земли, проник во все крепости, измерил высоту стен и глубину рвов, число защитников и возможных предателей. Великий Герцог ждет только знака, и тогда они, Герцог и псоглавые, с обеих сторон ударят по варварам и сотрут с лица земли это проклятое, дикое племя…
— Дикое? — переспросил толмач.
— Да, дикое, — подтвердил желтобородый и с нескрываемым презрением добавил: — Они рождаются, живут и умирают не так, как мы.
Толмач внимательно посмотрел на желтобородого и повторил:
— Как мы… — и тотчас исправился: — Как вы… — и спросил: — Ну а мы тогда кто?
— Вы? — растерялся желтобородый. — Вы псоглавые. Но вы не варвары, вы смелые воины. Я научу вас делать несгораемые латы…
Однако толмач уже не слушал его — псоглавые о чем-то совещались. Желтобородый замолчал. И услышал:
— Ты, обезьяноликий! Народ твой лжив, двуличен и коварен. Так неужели мы настолько безумны, что возьмем на веру то, что будто одни обезьяноликие могут жаждать смерти другим да еще к тому же призывать на помощь нас, истинных людей, которых вы смеете обзывать псоглавыми?! Всё это ложь, ложь и ложь! И дар твой тоже ложь! Мы знаем: вы хотите заманить нас в ловушку, однако не ждите! Наши сожженные селения еще не забыли ваш прошлогодний набег!
— Я говорю вам истинную правду!..
— Молчи! И знай, что трижды глуп тот человек, который вздумает довериться обезьяне.
— Послушайте…
Но слушать желтобородого не стали. Псоглавые заговорили все разом, да так, что толмач едва успевал переводить:
— Обезьяноликие! Потомки обезьян и сами обезьяны! Крикливая, трусливая стая! Кто дал вам право называть себе людьми?!
И неизвестно, сколь долго б еще это продолжалось, однако окрик старшего заставил всех умолкнуть. Желтобородый с надеждой посмотрел на старшего, хотел было что-то сказать…
Да не успел — его толкнули, оглушили затылком об камень, подхватили под руки и поволокли к реке.
А когда рассвело, в овраге никого уже не было. Костер к тому времени давно погас, а на остывающих угольях лежал небольшой кружевной платок, так и не тронутый пламенем.
