Человек, никогда не задумывавшийся о вечности, может испытывать при напоминании о ней лишь страх и отчаяние; всё ценное для него, приятное, милое находится здесь на земле, а неведомое, загробное вселяет один ужас. В молодости каждый убежден в бесконечности своего существования: ведь когда я состарюсь, наверняка уже изобретут средство от смерти. Беспечность наша длится порой до самого конца, и никто не вспоминает рассуждений Гамлета: «На всё Господня воля, даже в жизни и смерти воробья; самое главное – быть всегда наготове. Раз никто не знает своего смертного часа, отчего не собраться заблаговременно?»[43].
к оглавлению
Tempora mutantur…
Умирают мои старики –
Мои боги, мои педагоги,
Пролагатели торной дороги,
Где шаги мои были легки.
Б. Слуцкий.
…еt nos mutamur in illis[44]. Существует стойкое, из поколения в поколение переходящее заблуждение: в юности люди считают прошедшее устарелым, ненужным сегодня, как сейчас выражаются, отстоем (производное от отсталого?); но с возрастом, начиная кое-что понимать, меняют позиции на противоположные. Старикам свойственно идеализировать времена своей юности: скажем, рожденные в 40-е с теплотой вспоминают соседей по коммуналке, дешевую водку и колбасу, «Серенаду солнечной долины» и другие «трофейные» фильмы, песни Петра Лещенко «на костях», т.е. на использованных рентгеновских снимках, джаз Georgiya Garaniana по «Голосу Америки», «Апельсины из Марокко» в «Юности», «Голого короля» в «Современнике», гражданственные стихи у памятника Маяковскому, позже – кухонные посиделки с разговорами о Солженицыне, песнями Окуджавы, Высоцкого, Галича; словом, как провозгласил один скандальной репутации автор, «у нас была великая эпоха», имеется в виду «до перестройки»; совершенно так же родители хвалили житье «до войны», а их родители – «до революции».
На самом деле любая эпоха оставляет после себя больше горечи, чем счастья; история составляется главным образом из бедствий. Прошлое кажется приятным большей частью потому, что насельники его сами были молоды, непосредственны, беззаботны и жили на всю катушку, переполненные интересными встречами и событиями. Вообще почему-то испокон веков принято критиковать то время, в которое живешь: Петрарка считал свой век «жалким», «никудышным» и тянулся к античности, Киплинг устроил в своем доме подобие средневековья и запрещал пользоваться телефоном, а у нас некоторые православные считают за идеал поселиться в деревенском доме, отключить электричество, кормиться с огорода и молиться при свече – но почему бы не при еще более древней лучине?
