Рифмуется с радостью | страница 101



Автору однажды довелось услышать самое, кажется, последовательное исповедание атеизма: продавщица выговаривала магазинному грузчику, спившемуся, конченому на вид человеку: «Коля, что ж ты делаешь, сжигаешь себя этой водкой!», а тот вдруг раздельно и четко ответил: «если меня съедят черви, то какая разница».

Душу Коля в расчет не принимал: по-видимому, умерщвленная грехами, она его уже не беспокоила, «ибо как отделение души от тела есть смерть тела, так отделение Бога от души есть смерть души, которая страшней самой муки геенской», говорит святитель Григорий Палама. Жизнь же души есть единение с Богом, поэтому ничего не свете нет важнее обретения и хранения веры: «всё бросим, всё оставим, от всего отречемся и во взаимных отношениях, и в делах, и в желаниях, что отвлекает и отделяет нас от Бога и такую причиняет смерть»[53].

Говорят, религия дело частное, интимное, о ней чуть ли и говорить с другими неловко, но мыслимо ли молчать о самом важном? От веры зависит способ бытия, нравственное сознание человека, в сущности каждый поступок; своеобразие и полнота личности обретается только в ее связи с Богом. «Когда впереди тебя скрылся реальный образ высокого, чистого, доброго и великого … иди в церковь; здесь испытанная, почтенная школа, где многими искусными учителями от времен древних собраний искусно изложены для усвоения издревле завещанные понятия доброго, прекрасного и высокого; эта школа способна избавить буйных мира сего от томления бессодержательностью», – писал известный ученый А.А. Ухтомский (1875 – 1942).

В одних и тех же обстоятельствах люди ведут себя по-разному: Лот обитал в Содоме, среди потерявшего человеческий облик большинства, и остался праведным, а Иуда, преломлявший хлеб с самим Спасителем, избрал сребреники и предательство.

Австрийский философ Виктор Франкл (1905 – 1997), пройдя Освенцим, понял, что наибольший шанс выстоять имели не крепкие телом, а сильные духом: он видел, как некоторые шли в газовые камеры «гордо выпрямившись, с молитвой на устах». Во время блокады Ленинграда обезумевшие от голода и холода люди, случалось, воровали, отбирали хлеб у детей, утаивали еду от близких, жадничали, склочничали, опускались до каннибализма и трупоедства, а верующие делились с другими своим мизерным пайком. В лагерях ГУЛАГа, свидетельствовал многолетний сиделец Варлам Шаламов, только церковники держались достойно, не теряя душевного равновесия и даже оптимизма.