Потому что совсем не имел веры. В нашем лексиконе имеется характерное проклятие: чтоб тебе пусто было! В «Полтаве» Пушкина Мазепа после своего предательства и казни Кочубея терзается «какой-то страшной пустотой». Действительно, ужаснее внутренней пустоты ничего нет; если жизнь видится простым биологическим циклом, человек оказывается во власти первичных инстинктов, телевизора, установок массовой культуры. Тогда одолевает ностальгия по настоящему бытию, тогда приходит тоска, от которой спиваются, бросаются в разврат, в наркотики, в игру, накладывают на себя руки; не спасают деньги, не утешают самые изысканные наслаждения, не радуют всё более острые и рискованные развлечения и приключения. «Жизнь бессмысленна и невыносима без Бога» – сказал английский классик Ивлин Во.
Всеми своими бедами в прошлом и нынешнем веке наш народ обязан внедренному в сознание людей материализму. Сергей В. в годы террора перенес изощренные пытки, его на много часов запирали в шкафу, ломали руки и ноги, он едва выжил, но в день смерти Сталина рыдал навзрыд, приговаривая: «он ничего не знал, от него всё скрывали!». Без веры происходит характерная аберрация сознания: вместо Бога, стремление к Которому прирожденно, душа принуждается любить вождя, идола, главаря, Старшего Брата по Оруэллу.
О нет, не «бытие определяет сознание», как десятилетиями талдычили большевики, а совсем напротив, сознание определяет бытие. Вспомним прожженного негодяя Комаровского в «Докторе Живаго», с лаконичным бесстыдством формулирующего главную причину своей подлости и цинизма: «я не верю в загробную жизнь». Писатель Фадеев, стопроцентный коммунист, литературный функционер, однажды объяснил беспринципность известного мерзавца-критика: «у него тяжелый недостаток, он не верит в загробную жизнь». А.Т. Твардовский, очевидно, подразумевал то же самое, жестко напомнив в минуту нравственного выбора другому литературному функционеру, К. Федину: «Костя! помирать будем!».
Память смертная нужна для того, чтобы жить по совести, честно, на пределе ответственности делать свое дело, зная, что придется отчитываться на Страшном Суде. Жил в 60-х годах прошлого века замечательный регент В.С. Комаров: его хор в Елоховском соборе по праву считался лучшим в Москве. Один из певчих так комментировал успехи Комарова: «Старается. А почему старается? Потому что ему под 80, и ему хочется попасть не туда (пальцем вниз), а туда (пальцем вверх)… спросят после смерти: ты кем был? – регентом. – Регентом? А у тебя тут никого знакомых нет? – Данилин (тоже знаменитый регент) должен меня помнить. – Данилин? Как же, как же! Он у нас наверху, Данилин, поди-ка сюда! Ты его знаешь? – Как же не знать! Это регент Комаров, с детства церковное пение любил, мальчиком в Кремле, в Успенском соборе пел. Регент настоящий. – Ну, коли так, иди к нам , в Царство Небесное».
