— Ради чего мы старались, мутили народ? Поди, Бельские потешаются над нами: ни с того ни с сего на них свалилась великокняжеская милость.
— Что верно, то верно, Иван. Выйдя из темницы, Бельский почнет льнуть к великому князю, отпихивать нас от него. А ведь мы после Еленкиной опалы ещё не вошли в силу. Давно знаю я Ивана Фёдоровича — властолюбив, честолюбив, к соперникам нетерпим. Но дело не только в нём. Чую, есть и другие, не желающие нашего усиления. Наверняка это Михайло Тучков надоумил великого князя напакостить нам. Хитрущий мужик! Но мы ещё припомним ему эту пакость.
— Наверняка в этом деле и конюший замешан.
— Скоро конец ему, не минет и седмицы, как наши людишки расправятся с ним.
Ранним утром Ульяна выскочила с ведром к колодцу и тотчас же увидела кожемяку Акиндина с суковатой дубиной в руках. Сердце сжалось от тяжкого предчувствия. Не к добру это, ой не к добру!
— Акиндин, куда это ты устремился в эдакую рань, да ещё с дубиной?
— На Кудыкину гору, Ульянушка.
— Ты правду сказывай.
— Идём мы имать великого прелюбодея — конюшего.
Ульяна перекрестилась.
— Поди, опять Шуйские вином вас поманили?
— Не без этого, Ульянушка, а пока прощай, заболтался я с тобой.
Ульяна повесила вёдра на коромысло, поспешила к дому. Войдя в избу, присела на краешек лавки рядом со спящим мужем. Афоня тотчас же проснулся.
— Что стряслось, Ульяша?
— Видела я Акиндина, сказывал он: Шуйские подбили людишек на поимку конюшего.
Афоня поднялся с лавки, поспешно оделся.
— Не ходил бы ты, Афонюшка, звери они — не люди, убьют.
— Нельзя мне не идти, Ульяша, конюшего надо уведомить, чтоб врасплох не застали.
— Уведомить уведомь а в драку не лезь! — Ульяна перекрестила мужа. — Поел бы сперва.
Афоня только рукой махнул.
— Некогда, пошёл я.
По дороге заглянул в сарай, прихватил увесистую оглоблю и устремился к дому конюшего.
День занимался ясный, солнечный. В придорожных берёзах деловито орали грачи. По Варварке на торжище валом валил народ: Афоня миновал Варварский крестец и повернул направо, к усадьбе Ивана Овчины. Разъярённая толпа уже осадила ворота, пришлось обойти постройки, перемахнуть через ограду. Конюший с мечом в руке стоял на крыльце, вокруг толпились вооружённые челядинцы.
— Выходи, сучий сын, мы тебе покажем кузькину мать!
Плотные дубовые ворота гудели под ударами дубин, однако не поддавались. Чья-то голова показалась над ними, но тоненько звякнула стрела, и голова, испустив вопль, исчезла.
Дубины загрохотали ещё яростнее.
