— Когда я молодая была, — вспомнила Авдотья, — очень уж мне хотелось, чтобы Пётр полюбил меня. Так перед тем, как идти на капустные посиделки, я семь раз прочитала слова заговора: «Крепко моё слово, как железо! Воздвигни, батюшка Вздвиженьев день, в сердце добра молодца Петра любовь ко мне, девице красной Авдотье, чтобы этой любви не было конца веку, чтобы она в огне не горела, в воде не тонула, чтобы её заря студёная не знобила. Крепко моё слово, как железо!» Как сказала я, так и сталось. Чтой-то холодком потянуло. Миронушка, прикрой-ка поплотнее дверь. И не диво, что холода пришли, ведь ныне третья встреча осени. На Вздвиженье зима с бела гнезда снимается, к русскому мужику в гости собирается — дай-ка я, зи-ма-зимская, на святой Руси погощу, серого мужика навещу. Вздвиженье лето замыкает, а ключи сизая галочка за море уносит.
Андриану приятны эти бесконечные разговоры под дробный перестук тяпок и хруст разрезаемых кочанов. Точно так же и в его родном Морозове с наступлением первых холодов на Воздвиженье рубили капусту.
— На Вздвиженье сивер, так лето тепло будет, — припомнилась ему давняя примета.
— Дай-то Бог, — откликнулась Авдотья. — На Вздвиженье зазимки — мужику не беда. Афонюшка, не запамятовал ли ты запереть ворота и все двери? Ныне гады ползут к своей матери под землю, так не заползли бы по ошибке на наш двор, не спрятались бы под навозом или в соломе.
— Не забыл, матушка, все калитки и двери плотно прикрыл.
В трубе вдруг завыло. Авдотья перекрестилась.
— В тёплой избе сейчас хорошо сидеть, а вот в лесу — не приведи, Господи! Ныне лешие с оборотнями и прочей нечистью сгоняют всё зверьё в лес, устраивают ему смотрины.
Весело в большой семье Ванятке! Ему доверено бабами важное дело — чистить морковку. Вовсю старается малец — то и дело летят рудо-жёлтые морковины то в кадушку Якимки с Брошкой, то в кадушку Мирона с Нежданом, которым по молодости лет отец пособляет. Даже Настеньке любо смотреть из люльки на дружную семейную работу.
— Ты-то как живёшь в иночестве, Андриан? — спросила Ульяна.
— Живу помаленьку.
— А в Москву, друже, пошто явился?
— Из нашего скита отрок Кудеяр, а из соседнего села Веденеева отрок Олекса подались в Москву мстить боярину Шуйскому Андрею Михайловичу, который невесту одного из них изнасиловал и, мало того, слугам отдал, а та, не вынеся позору, повесилась. И отроки те до сих пор не вернулись, хотя три месяца уже минуло. Так я хотел бы их отыскать здесь.
