— Рад бы поверить в несчастный случай, да долг не велит.
Дашка пожала плечами, сказала тихо:
— Воля ваша. Ищите. Коль был супостат, его поймать надо. Знай я наверняка, что убит Тишка, узнай, кто это утворил, своими руками ему башку бы открутила, сукиному сыну...
— Вам не нужно вмешиваться в работу следователя, а тем более - карающих органов. Теперь это наша забота, - оборвал бабу приезжий следователь и спросил: - А этот самый Никита с кем выпивает, с кем дружит?
— Со всеми, кто его угостит! - выпалила Дашка одним духом.
Следователь с участковым переглянулись.
— А с кем-нибудь из вашей бригады?
— Не знаю. Он всем на хвост садится, у кого из кармана поллитровка торчит.
— Ладно. Извините за беспокойство. На сегодня достаточно. Да и время позднее. А вам завтра на работу. Отдыхайте. Но я не прощаюсь. Нам с вами еще, возможно, придется встретиться. Побеседовать. Может, новости появятся. О нашем разговоре на деляне не распространяйтесь. Это может помешать следствию. Поняли меня? А теперь подпишите протокол, что присутствовали в качестве понятой при осмотре, и протокол допроса, - предложил следователь.
Участковый, подойдя к Дашке, сказал вполголоса:
— Цены б тебе не было, бабонька, если б ты пить бросила. Глядишь, и Тихон был бы жив. Умирают мужики тогда, когда у баб руки слабые и в сердце любви нет. Тебе ж теперь слабой нельзя быть. Одна осталась. Чтоб выжить, стань сильной. И я тебя, не как бабу, как личность, как человека уважать буду. Постарайся, Дашка. Для себя порадей.
Дарья закрылась на крючок. До утра вздрагивала, обдумывая случившееся. Едва серый рассвет проклюнулся, пошла на работу.
В машине мужики пытались растормошить ее. Набивались в гости, лезли лапать, ущипнуть за крутое бедро.
Дарья отбивалась, отмахивалась. А потом не выдержала:
— Кобели проклятые! Тихона еще не схоронили, уже пристаете? Он с вами хлеб делил. Вместе бедовал, а не успел & землю сойти, как меня паскудите! Уберите вонючие лапы, козлы! Чтоб у вас поотвалилось все, что чешется! Неужель от человечьего ничего не осталось? Скоты треклятые! Чтоб ваших жен такие же гады тискали. Чтоб вам век свободы не видать! - орала Дашка, захлебываясь слезами.
— Захлопнись, дура, что хайло раззявила? Раньше всем позволяла, при живом мужике. И не стыдилась. Чего теперь целку из себя гнешь? Не хочешь - вякни. Подождем, - ответил самый настырный, чокеровщик бригады.
— И то верно. А то развонялась тут. Сокровище подзаборное, - поддержал его бульдозерист.
