— Вот тут самое интересное!.. — сказала Олимпиада не без иронии.
— Погоди, не перебивай… Дай ты мне договорить!
— Дайте, барышня, маменьке вашей договорить… Ну-с?
— Ну, хорошо!.. Так все это и идет… Раз сидим мы так… дома сидим… скучаем… вдруг подъезжает мужик. "Здесь, говорит, такие-то живут?" — "Здесь…" — "Прислано вам, говорит, вон капуста… в день ангела…" (Точно, Стеша была именинница.) "Кто прислал?" — "Не приказано говорить…" Пытали, пытали — нет!.. Так мы растрогались, даже заплакали, право!
Хрипушин глубоко вздохнул.
— Ревем, — со слезами продолжала Авдотья Карповна, — и думаем: где это такой благодетель есть?.. За что нам господь милость свою посылает?.. Немного погодя, глядь, воз картофелю… фунт чаю… сахару… и все неизвестно от кого!.. Целковых, поди, на пять он, батюшка, нам всякой провизии презентовал! Каково это?
Хрипушин долго молчал, опустив голову вниз…
— Слава богу! — произнес он, пожав плечами и вздохнув. — Слава богу!
— Думаю я так, что беспременно он это посылает.
— Это который все покашивается-то?
— Да? — вопросительно произнесла Авдотья Карповна.
— Больше некому! — заключил медик. — Больше некому!
Он… Олимпиада Артамоновна?.. Как вы полагаете?..
— Будет вам, пожалуйста!
— Хе-хе-хе!.. Он, он-с!.. Что ж? Слава богу!..
— Сколько мы ни разведывали, — начала снова Авдотья Карповна, — никто не знает… Наконец вчера принесла от него баба ногу телятины… Стали мы ее молить-просить; сначалу-то не подавалась… ну, а потом, видит наше умиление, сказала: чиновник, вишь, Толоконников…
— Белокурый?.. — встрепенулся Хрипушин.
— Вот! вот! — заговорили все разом, — всхохлаченный такой!
— Знаю!.. — стукнув рукой об стол, закричал Хрипушин. — Знаю!
— Лицо этакое еще суровое…
— Знаю!., знаю!.. Теперь я понимаю… А? Ай да Семен Иванович! Покашивается! Каков? Проберу!.. Проберу, вот как… хе-хе-хе… Каков? Позвольте-ко мне полрюмочки!.. Каково? Молодец!..
Хрипушин, пользуясь общим восторгом, успел опорожнить графин и собрался тотчас же отправиться к Толоконникову для пробрания последнего сообразно его проступкам.
— Проберу-с! — подмигивая и обращаясь к Олимпиаде Артамоновне, говорил Хрипушин. — Проберу-у! Нельзя!.. Как можно? Нет!
Авдотья Карповна убедительно просила медика передать этому благодетелю самую безграничную благодарность. Хрипушин обещался примерно наказать преступника и дал слово притащить его в будущее воскресенье к Претерпеевым, дабы сама Олимпиада Артамоновна распорядилась с кавалером, как только ей будет угодно.
