— Погодите! погодите! — умоляла она дочерей, усаживаясь рядом с Хрипушиным. — Дайте вы мне хоть словечко… хоть словечко!..
— Иван Алексеич! нет, посмотрите, что… Мусье Хрипушин! — трещали, не переставая, дочери. — Позвольте, маменька, дайте я расскажу!
— Дайте вы мне, Христа ради, хоть одно-то словечко!
— Позвольте, барышни, в самом деле! — вмешался Хрипушин. — Позвольте маменьке… Ах ты, боже мой! а? Слава богу!
Слава богу!.. Рад! Ей-ей, рад!..
— Так рады, так рады!.. — голосили все…
— Посмотри-кось, какое дело-то! — говорила Авдотья Карповна. — Изволишь видеть, отец мой… Пошли мы к обедне…
— Авдотья Карповна! — перебил Хрипушин, — одну минуту! Нет ли, Христа ради, какой росинки! Верите ли, все нутро изожгло! Ах бы в ножки вам поклонился!
К общей радости, графин с перечным стручком оказался не безнадежно пустым. Хрипушин, торопившись слушать интересный рассказ хозяйки, впопыхах проглотил три довольно объемистых рюмки, крякнул, черкнул ладонью по мокрым усам и торопливо произнес:
— Нуте-с, матушка, благодетельница?.
Авдотья Карповна развела руками и как бы в недоумении начала:
— И не знаю, как это тебе рассказать-то!.. И не знаю, как мне бога благодарить!.. Видишь, отец мой: пошли, говорю, мы к обедне… Месяца полтора тому будет… Стоим у сторонки этак кучкой, ровно бы прокаженные какие: молимся так-то, дескать, когда это господь-то по нас пошлет? Унываем мы таким манером? а Лимпиада все что-то на сторону поглядывает…
"Что ты это, — говорю шепотом, — все на сторону поглядываешь?.." — "Да, говорит, вон посмотрите, какой-то, говорит, мужчина на нас покашивается…" Оглянулась я: точно, стоит мужчина, и нет-нет да на нас глазом и замахнет… все покашивается…
— Покашивается? — глубокомысленно спросил Хрипушин.
— Все покашивается!
— Гм… да-да-да… Ну-с?
— Хорошо! Выходим из церкви, идем домой и, между прочим, нет-нет да обернемся назад, глядь — и он обернулся!..
— Цс-с-с…
— Что за чудо? думаем. Что ему от нас? Думаем себе: верно, так что-нибудь. Однако же прошла неделя, идем к обедне, глядь: опять он!.. И опять он все это как быдто бы…
— Покашивается? — перебил Хрипушин.
— Да-да! Все как быдто бы глазом норовит.
— Что ж? Слава богу! — в умилении произнес медик. — Олимпиада Артамоновна! Как вы полагаете?.. — продолжал он, ядовито прищурив глаз.
— Вот глупости!
— Отчего ж? Пущай его! ничего… Слава богу! Ей-ей! Ну-с, матушка, Авдотья Карповна?..
— Ну, друг сердечный, так это дело и пошло… Где мы, глядь — и он торчит!
