— Да, спасибо.
— Я только что обсудил с мисс Легри список остальных дисциплин. Что ты скажешь по поводу социальной психологии и курса элементарной астрофизики?
Неужели астрофизика может быть «элементарной»?
— Замечательно, — сказала я, послушно забирая у мисс Легри копию своего расписания, хотя прекрасно знала, что оно уже загружено в мой ноутскрин.
— Думаю, астрофизика тебе пригодится, ведь ты у нас наследница межпланетной империи! — Гиллрой и мисс Легри рассмеялись, и я тоже заставила себя похихикать из вежливости.
— Проводить тебя на первый урок, Розалинда?
— Нет, спасибо, я сама справлюсь, — сказала я, но мистер Гиллрой одной золотой рукой взял меня за плечо, а второй вырвал у меня из пальцев расписание. — Так-так, первым уроком у тебя социальная психология! Кажется, это у нас совсем рядом.
В это время почти все ученики галопом неслись по коридорам, чтобы не опоздать на свои занятия, но при виде меня и мистера Гиллроя застывали, словно налетев на кирпичную стену. Если у кого-то еще оставались сомнения в том, кто я такая, то присутствие мистера Гиллроя расставило все точки над «и». Все провожали меня взглядами, я шагала по коридору, создавая вокруг себя застывшее море любопытства. Я слышала, как ученики перешептываются у меня за спиной. «Так это и есть Спящая красавица?», «Жжешь, ничего себе красавица!», «Я слышала, она нарочно погружала себя в стазис, чтобы продлить жизнь!», «А мне кажется, она ненастоящая! Юни просто понадобилось подставное лицо, вот и все», «Вы только поглядите, как она семенит рядом с Гиллроем! Вот подлиза!», «Марионетка девиантная!» Я шла, опустив голову, не в силах встретиться взглядом с теми, кто меня рассматривал. Гиллрой, ничего не замечая, уверенно рассекал толпу.
— Вот и пришли, — объявил он. — Кабинет 207. Хочешь, я переговорю с преподавателем и найду тебе место в классе?
— Нет, спасибо, все нормально, — начала было я, но Гиллрой уже прямиком направился к учительнице, и его золотистое лицо просияло от усердия.
— Это Розалинда Фитцрой! Надеюсь, вас уже проинформировали о том, что ей требуется особое отношение? — спросил он, не делая ни малейшей попытки понизить голос.
Я залилась краской и безуспешно попыталась спрятать лицо за волосами. В такие моменты, как этот, я мучительно жалела, что родилась светлокожей блондинкой, обреченной при любом замешательстве становиться пунцовой, как роза, в честь которой меня назвали. У меня всегда была очень прозрачная кожа, и я постоянно то краснела, то бледнела. Папа называл меня своей «маленькой розой». Ученики, уже занявшие свои места, во все глаза смотрели на меня — кто с удивлением, кто с неприкрытым любопытством, а кто и с откровенным отвращением. Мне захотелось выбежать из класса и вернуться сюда с другой группой.
