Солнце садилось; Дунай весь блистал золотом, слегка начинавшим затуманиваться поднимавшимися от воды, вечерними испарениями.
— Вот под вечер дыхать-то уж и несвободно! — прошептал старик, задыхаясь от мокроты: — не пущает в груди-то!
Я проводил старика до казармы и, простившись, подошел к другим добровольцам, чтобы спросить — кто такой этот старик?
— Раскольник!
Все отозвались о нем с полнейшим уважением.
— Больше начальника почитаем! — сказал один.
— Вот грудь-то расшиб, — жалели другие: — расшибсято весь — грех какой… Теперь уж, знамо, никуда не годится…"
Этим симпатичным типом добровольца-крестьянина и я закончу мои беглые и невеселые заметки. [4]
