Стелла снова посмотрела на дверь. С косяка свисали блестящие лавровые листья. Ее внимание привлек маленький предмет, привязанный обрывком бечевки к гвоздю на наружной стороне двери. Он был овальной формы, заостренный с обоих концов, отполированный и украшенный резьбой в виде тонких кружевных линий, идущих от боков и сходящихся в центре вокруг двух глаз и рта. Он напоминал человеческое лицо или рыбью голову. Стелла уже видела этот предмет, или такой же, как этот, на столе в кабинете Энтони. Энтони тоже смотрел на него.
Появился Вашингтон.
— Входите, извините, что заставил вас ждать.
В комнате, освещенной единственной лампой под абажуром из большой стеклянной бутылки, до половины заполненной дохлыми летучими муравьями, царил полумрак. Лампа отбрасывала мягкий золотистый свет на потолок из тростника. На стропилах затаились маленькие розовые гекконы, выслеживая шуршащих по углам насекомых. Стены были увешаны различным оружием, масками, украшениями, топориками, копьями, стрелами, барабанами, бамбуковыми дудочками и длинными полосками грубой ткани, расшитыми красно-коричневым геометрическим орнаментом. На фоне этого декора элегантная фигура Филиппа Вашингтона выглядела нелепо.
Он сидел в большом плетеном кресле, положив ноги на деревянный табурет. На нем был желтый шелковый халат с черным воротником и манжетами, а лицо он обмахивал китайским веером из сандалового дерева. На столе возле него стояли деревянная голова балинезийца, стакан рома и нетронутая тарелка дымящейся вареной картошки с тушенкой. Наполовину пустая консервная банка стояла на полу у его ног.
Она винила Тревора Найала в том, что он нарочно спрятал от нее Вашингтона, но теперь понимала, что была несправедлива. Вашингтон и в самом деле выглядел неважно. Было не очень жарко, но по лицу Вашингтона струился пот. Под глазами у него от постоянного недосыпания появились мешки, а вокруг губ обозначились резкие складки, которые выглядели странно на его еще молодом лице.
Едва Стелла вошла в комнату, как сразу же поняла, что он что-то скрывает. Он полулежал в кресле, даже не приподнявшись им навстречу, томный, словно поэт «Желтой книги», но она чувствовала, как напряглось его тело под шелком халата. Она поняла, что он знает, кто она и зачем пришла, и приготовился к встрече.
— Простите, что не встаю, — сказал он высоким, протяжным голосом и указал длинной изящной рукой на два плетеных кресла. — От этой чертовой лихорадки я стал слабее цыпленка. А, здравствуйте, Хитоло. Рад вас видеть. Садитесь сюда. — Он указал в угол, и Хитоло бесшумно опустился на корточки.
