Кости мертвецов | страница 68
— Он непослушный. На прошлой неделе я на полчаса ушел из дому и оставил его караулить. А когда я вернулся, он разговаривал с кем-то в доме прислуги, а у мусорного бака слонялись три собаки. Я не потерплю собак у своего дома! Если он не может отгонять собак, пусть уходит. А по ночам он бродит вокруг дома.
— Ты снова все выдумываешь, — нежно проворковала Сильвия. — Реи любил тебя. Я уверена, он бы ничего не украл. Твои нервы на пределе.
Был ли это Реи? — подумал он. Это должен был быть Реи. А если это был не Реи, тогда кто? Что он там делал? На том человеке не было рами, от него воняло, и для Реи он был слишком мал ростом.
— У меня на примете есть кое-кто получше Реи. — Он уже раскаивался, что так грубо отозвался о ее платье, и сказал с чарующей улыбкой: — Залезай. Я еду за ним в деревню, а потом, если хочешь, отвезу тебя домой.
Деревня находилась примерно в трех километрах от города. До войны это было типичное приморское поселение, где прямо из воды на столбах поднимались хижины из тростника и дерева и каждый дом соединялся с берегом узкими, шаткими мостками. Во время отлива вода спадала, и хижины на своих ходулях казались диковинными серыми птицами, стоявшими в грязи. Во время прилива вода поднималась до самого пола лачуг. Но в войну деревушка была разрушена, и, когда началось ее восстановление, государственные службы решили, что будет лучше построить дома подальше от моря. Так прежняя деревня исчезла, а хижины ее жителей теперь теснились вдоль главной дороги. Деревенские жители не стали по старинке строить дома с плетенными из коры саговой пальмы стенами и тростниковой крышей, потому что администрация посоветовала построить дома из дерева и покрыть их жестью, как у белых людей. К несчастью, строительного материала хватило лишь на несколько домов, предназначенных для европейцев, и в новой деревне было всего две деревянные постройки. Остальные жители соорудили себе временные жилища из старого армейского хлама, полос жести, покореженных капотов грузовиков, а дыры прикрыли кусками истрепанной мешковины. Все это случилось сразу же после войны, а теперь слово «временные» было почти забыто. В этом маленьком проржавевшем городке прочно воцарился дух постоянства.
Но и в этой деревушке все же была своя прелесть. Там жили рыбаки, чьи хрупкие длинные каноэ с веслами и парусом качались на прибрежных волнах. На верандах были развешены сети, сплетенные с помощью раковин каури. Некоторые женщины одевались в грязные ситцевые платья и юбки, повязывали волосы бумажными рождественскими ленточками и бантами и носили в ушах дешевые пластмассовые клипсы; другие же, в травяных юбках, с цветами и листьями в волосах, сидели на корточках у входа в хижины. Они расхаживали парами и тройками по деревенской улице с высокими плетеными корзинами, полными картофеля или дров, поставленными на головы или болтающимися за спиной. По вечерам у разведенного на берегу костра собирались молодые ребята и девушки, плясали и, покачиваясь в такт музыке, пели народные и миссионерские песни. И повсюду сновали маленькие, голые, пузатые дети, гоняя свиней и тощих собак, или сидели у костра, в свете которого сияли их тела и сверкали фарфоровым блеском белки огромных, черных, словно у чертят, глаз.