Вероятно, чтобы разрешить все опасения Цианы, она достала из коробочки еще одни такие часики, положила себе в рот и демонстративно начала жевать.
Циана не представляла себе, какими могут быть на вкус часы, но эти ей сразу понравились — прохладно-сладкие, немного кисленькие и чуточку пряные. Жевание увлекло ее, потому что ею овладело странное чувство, напоминавшее нечто среднее между чувством мщения и торжества над неумолимым счетчиком часов и лет, так скаредно отпущенных человеку природой. Только через несколько часов чуть жгучая слюна во рту окончательно растворила ее досадливое нетерпение, охватившее ее еще на адаптационной базе на Луне. У нее было ощущение, будто она оказалась перед окном, распахнутым в бесконечное, исполненное надежд солнечное поле, и у нее было бесконечно много времени и желания для всего: для подвигов, для любви, для такой же нескончаемой молодости. Ей уже не надо было никуда спешить, потому что ни одно из будущих удовольствий от нее не убежит. Даже предстоящие двадцать досадных часов полета казались ей двадцатью минутами еще не испытанной ею радости.
— Ну как, малышка? — расцвели искусственно раззолоченные зубы сексолога.
— Чудесно! — воскликнула Циана. — Кажется, у твоих часов есть еще кое-какие функции, а?
— Я скажу тебе. Все равно, как только ступишь на «Габрово», все узнаешь. Это аккумулятор. Посредством него ты вновь заряжаешься утекшим из тебя временем.
— Неужели это возможно?
— Разве ты этого не чувствуешь? Потом опишешь мне в точности свои чувства, какие перемены в себе ты ощущаешь, а сейчас хватит киснуть в этой дыре! Пойдем пофлиртуем с пилотами, мальчики, наверняка, скучают.
И она схватила девушку за руку, чтобы помочь ей при передвижении по планетолету. Однако Циана не была настроена на флирт. Невесомость усиливала в ней чувство счастливо-радостного безвременья, и она думала с веселой мстительностью историка, на глазах у которого время проглотило столько цивилизаций: наверное, и ему так приятно нас жевать, поколение за поколением, но только теперь и мы научились отвечать ему тем же. Посмотрим теперь, кто кого!..
Посредством чрезвычайно сложных, но безукоризненно выполненных маневров планетолет прилепился к безобразной серо-черной скале, еще в двадцатом веке названной «Габрово» русскими астрономами, потому что они открыли ее во время знаменитого тогда Габровского фестиваля юмора и сатиры. Это было хотя какое-то утешение для потомственной болгарки Цианы, что ее послали на астероид, названный болгарским именем. Однако пока она наблюдала на экране в пилотской кабине, как они приближаются к голому камню посреди звездной пустыни, патриотизм ее несколько испарился. Часики у нее во рту продолжали действовать, и предчувствие, что ей предстоят светлые дни в этом темном краю между Марсом и Юпитером, не оставляло ее.
