— Ну-ка приди в себя! — внезапно рявкнул профессор, вскочил, подбежал к ней и дернул ее за рукав. — Немедленно отправляйся на корректировку памяти! Нет, лучше я сам тебя отведу.
Только в дверях ей удалось справиться с накатившим на нее приступом смеха.
— Профессор, милый, наверное, вы очень страдаете. А почему бы вам не стереть этот случай в своей памяти, а?
Человек, носивший имя собственного сына, расправил плечи, как перед расстрелом. Только лицо его посерело, будто покрылось патиной веков.
— Нельзя. Человек должен выстрадать свою вину. Единственное, что я себе позволяю, это ракия, но ты меня простишь, правда?
Циана подняла руки, чтобы обнять его, при этом рукава ее просторного халата откинулись, открыв девственную белизну кожи.
— Можно мне вас поцеловать?
Профессор отпрянул.
— Только один раз, на прощание. Ведь все равно моя память будет корригироваться?
— Однако в моей памяти ничто не будет стерто, пойми, наконец, дура! — вспылил профессор по темпоральным машинам, повелитель времени.
Потом, вероятно решив, что с помощью виноградной ракии память его сможет справиться и с этим грузом, он нежно взял в ладони лицо девушки и поцеловал. Трудно сказать, что было в этом поцелуе — любовь к женщине, отеческая или сыновняя любовь.
Глава шестая
ПОЛИКЛИНИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ
В отличие от своей возлюбленной, Александр был послушным сыном двадцать четвертого века. Как инженер, специалист по эксплуатации хронолетов он порой и сам совершал полеты, однако выходить в другие эпохи ему не дозволялось, и он никогда не нарушал инструкцию. Вот почему даже специалисты квартальной поликлиники никак не могли взять в толк, почему такой во всех отношениях уравновешенный мужчина мучается и страдает из-за какой-то взбалмошной девчонки, которая ввиду особенностей своей профессии ускользнула из-под контроля поликлиники.
Сам Александр такими вопросами не задавался — он просто упивался своим страданием. Он любил Циану со всеми ее странностями и ни в чем ее не укорял. Даже этот чудовищно неприличный поступок — затеряться где-то в Космосе, не попрощавшись, не оставив своих координат! — он принял как совершенно естественный.
Как-то Циана рассказала ему древнюю легенду о Тантале и его муках, и эта легенда служила ему теперь утешением. Он видел себя Танталом, по уши увязшим в болоте своего страдания, во сне и наяву раскрывавшим рот, чтобы вкусить висящих у него над головой плодов, прекрасно сознавая, что они для него недостижимы, но зная также и то, что — по воле богов — он не умрет ни от жажды, ни от голода. Инженеру нравилась эта роль, он почти наслаждался своими танталовыми муками, потому что это было ему в новинку. К тому же он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из его знакомых так страдал из-за несчастной любви, и потому он не только наслаждался, но и гордился свершившимся чудом.
