Через несколько минут дверь отворилась, и вошел Распутин. Он по-прежнему был в туфлях и рубашке. Подойдя ко мне, он взял стул и сел как раз против меня.
— Все народ, — сказал он, — не дают поговорить.
Он пристально посмотрел на меня и придвинул свой стул еще ближе ко мне. При этом он вдруг коснулся моих ног и даже слегка стиснул их своими ногами.
Возмущенная этим, я быстро отодвинулась на своем стуле и с негодованием посмотрела на него.
Но он, по-видимому, нисколько не смутился этим и тотчас же снова придвинулся ко мне на своем стуле, хотя уже и не пытался более прикасаться ко мне.
— Ты чего серчаешь? — сказал он спокойным тоном. — Вишь, какая бедовая… А ты не сердись… О чем хотела поговорить со мной?
Я не сразу ответила, так как от волнения не могла собраться с мыслями. Пауза.
"Пророк" сидит и детально рассматривает меня своими зелеными глазами, окруженными целой сетью морщин.
— Давно была на исповеди? — спрашивает он.
— Давно.
— Неловко это, негоже, — говорит "прозорливец" нравоучительным тоном.
Я хотела возразить, так как по вопросу о частных и периодических покаяниях я много думала и у меня сложилось по этому поводу определенное мнение.
Но Распутин вдруг наклоняется ко мне и неожиданно проводит своей рукой по моему лицу, шее и груди.
Этот жест снова возмутил меня. Я опять резко отодвинулась от него и бросила ему сурово и строго:
— Что вы делаете?! Как вы смеете так держать себя?
— А какие у него руки? — в свою очередь спросил я г-жу Гончарову.
— Неприятные… какие-то корявые…
— Еще один вопрос, — продолжал я. — Конечно, "жесты" Распутина, о которых вы рассказываете, возмутительны и недопустимы. Об этом, разумеется, не может быть двух мнений. Это ясно само собой. Но все-таки, если не для оценки его личности, то для выяснения причин его непонятного поразительного влияния, чрезвычайно важно знать побуждения и мотивы, которыми он руководствуется в подобных случаях или которыми он старается, по крайней мере, оправдать свои действия в глазах других людей. Вообще необходимо было бы знать, действует ли он в этих случаях, как циник, как грязный, грубо чувственный человек, или же, скажем, как убежденный знахарь, как врач-гипнотизер или врач-массажист, который верит в силу своих пасс, своего массажа?
Мне показалось, что мой вопрос явился несколько неожиданным для г-жи Гончаровой; по-видимому, она не допускала даже возможности рассматривать действия "пророка" с точки зрения врача или знахаря.
