— Все это в отдельный пакет! — приказал он эксперту и повернулся к фотографу. — Казик?..
— Заканчиваю! — буркнул фотограф, который с ходу взял такой темп, словно ему дышала в затылок вся вражеская контрразведка. — Януш, слушай… Я тут вижу… и слышал… этот покойник — Кшевец?
— Кшевец, а что?
Фотограф говорил с перерывами, на каждое слово у него приходилось как минимум два щелчка.
— Видишь ли… я как-никак специалист… Фамилия известная. Он фотограф?
— Нет, садовод.
— Ну вот, бери, сам собой восхищаюсь — темп неплохой. А зовут как? Собеслав?
— Нет, Мирослав.
— Ну, значит не тот. Но может быть что-то общее? Собеслав Кшевец, отличный фотограф, портретами не занимается, потому и не прославился. Но вещи у него отличные, ни с кем не спутаешь, лучше его у нас нет.
Комиссар почувствовал, что на него как-то вдруг сразу валится целая гора тяжелой работы, и все срочное, и все надо запомнить. Он схватил записную книжку свидетельницы, предупредил фотографа, что будет кошмарно им нужен, не сказал, для чего, и ринулся в кухню. У двери опомнился, затормозил и вошел достойным шагом.
Габриэла Зярнак все еще сидела у стола за уже выпитой чашкой чая. Вольницкий положил перед ней записную книжку.
— Вот, берите. Говорил же — получите. Постарался поскорей вам ее вернуть. А теперь поговорим.
— Интересно, а что мы делали до сих пор?
Комиссар мог бы признаться, что до сих пор по его вине они говорили хаотично и глупо, а вот сейчас начнется настоящий допрос. Он уже прикинул, как поумнее теперь обращаться с посланным ему небом свидетелем, догадался, почему прихожая засыпана продуктами, но не собирался женщине говорить об этом, чтобы свидетель опять не взбрыкнул. Зачем раздражать свидетеля и настраивать его против себя?
— Во сколько вы сюда пришли? — как можно спокойнее поинтересовался следователь.
Ответ получил в уже привычном духе:
— А я откуда знаю? На часы не смотрела, но было уже темно.
— Давно было темно?
— Да порядочно. Когда куриные грудки из духовки вынимала, уже смеркалось, совсем серым все сделалось, а за продуктами я пошла уже потом. Совсем стемнело, когда я на автобус стояла.
— Долго вы стояли в очереди на автобус?
— Да минут десять стояла, а то и больше. Даже подумала — грудки остынут.
— А потом что было?
— Что было, что было! — проворчала баба, стремительно вскакивая со стула. — Вошла и увидела!!! Езус-Мария, своим глазам не поверила! А эта стерва, сука поганая, гангрена — как закаменелая! Я еще хочу чаю. Вам сделать?
