Пете ужасно хотелось, поскорее напившись чаю, выбежать хоть на минуточку во двор — узнать, как там и что, повидаться с мальчиками. Но было уже очень поздно: десятый час. Все мальчики, наверно, давно спят.
Хотелось поскорее рассказать тете или, на худой конец, Дуне про беглого матроса. Но все были заняты: стелили постели, взбивали подушки, вынимали из комода тяжелые, скользкие простыни, переносили из комнаты в комнату лампы.
Петя ходил за тетей, наступая на шлейф, и канючил:
— Тетя, что же вы меня не слушаете? Послушайте!..
— Ты видишь, я занята.
— Тетя, ну что вам стоит!
— Завтра расскажешь.
— Ой, какая вы в самом деле! Не даете рассказать. Ну тетя же!
— Не путайся под ногами. Расскажи Дуне.
Петя уныло плелся на кухню, где на окне в деревянном ящике рос зеленый лук.
Дуня торопливо гладила на доске, обшитой солдатским сукном, наволочку. Из-под утюга шел сытный пар.
— Дуня, послушайте, что с нами было… — жалобным голосом начинал Петя, глядя на Дунин голый жилистый локоть с натянутой глянцевитой кожей.
— Панич, отойдите, а то, не дай бог, обшмалю утюгом.
— Да вы только послушайте!
— Идите расскажите тете.
— Тетя не хочет. Я лучше вам расскажу. Ду-уня же!
— Идите барину расскажите.
— Ой, боже мой, какая вы глупая! Папа же знает.
— Завтра, панич, завтра…
— А я хочу сегодня…
— Отойдите из-под локтя. Мало вам комнат, что вы еще в кухню лазите?
— Я, Дунечка, расскажу и сейчас же уйду, честное благородное слово, святой истинный крест!
— От наказание с этим мальчиком! Приехал на мою голову.
Дуня с сердцем поставила утюг на конфорку. Схватила выглаженную наволочку и бросилась в комнаты так стремительно, что по кухне пролетел ветер.
Петя горестно потер кулаками глаза, и вдруг его одолела такая страшная зевота, что он с трудом дотащился до своей кровати и, не в состоянии разлепить глаза, начал, как слепой, стаскивать матроску.
Он едва дотянулся разгоревшейся щекой до подушки, как тотчас заснул таким крепким сном, что даже не почувствовал бороды отца, пришедшего, по обычаю, поцеловать его на сон грядущий.
Что касается Павлика, то с ним пришлось-таки повозиться. Он до того разоспался на извозчике, что папа и тетя вместе раздели его с большим трудом.
Но едва его уложили в постель, как мальчик открыл совершенно свежие глаза, с изумлением осмотрелся и сказал:
— Мы еще едем?
Тетя нежно поцеловала его в горячую пунцовую щечку:
— Нет, уже приехали. Спи, детка.
Но оказалось, что Павлик уже выспался и склонен был к разговорам:
