Действительно, вид у сопровождавшего меня чекиста Васильева был устрашающий: поверх матросского бушлата — ремни, на одном из них — большая деревянная колодка с маузером. На бескозырке большими буквами выведено: «Гроза контрреволюции». Эта надпись сохранилась у Васильева еще с той поры, когда он командовал бронепоездом, который назывался «Гроза контрреволюции».
Но, посмотрев на другого моего спутника, стоявшего с правой стороны, толстенький господин несколько успокоился.
А. Б. Кушнарев, одетый в штатское платье, своим интеллигентным видом подействовал на него умиротворяюще. Тем временем в комнату вошло еще несколько человек, проживающих в этом доме.
— Вы хозяин этого дома? — спросил я. — Эти люди тоже живут здесь?
— Да. Это мой собственный дом, и все, кого вы видите здесь, проживают вместе со мной. Вот моя жена, артистка, — он указал на молодую особу, лет двадцати пяти, очень красивую. — А это мой повар и горничная.
Последней он представил уборщицу, бедно одетую женщину, которая открыла нам дверь.
— Вы всех представили, — сказал я, — но забыли представиться сами.
— Моя фамилия Крупенский.
— А вы, гражданин Крупенский, где-нибудь работаете?
— Пока не работаю, но взят на учет в Одесском губсовнархозе. Вот моя регистрационная карточка, — он вынимает бумажник и показывает документ. — Ожидаю назначения на работу.
— На какие же средства вы живете, позвольте вас спросить?
— Я до революции состоял на государственной службе в Петрограде и имею сбережения. На них я и живу с семьей.
Весь разговор происходил стоя: хозяин дома не предложил нам сесть. Так мы и стояли, переминаясь с ноги на ногу. Крупенский во время разговора стоял наклонив голову и сосредоточенно рассматривал паркет. А жена его бросала беспокойные взгляды на несгораемый шкаф, стоявший в углу кабинета. Она, видимо, очень боялась, как бы мы не заинтересовались этим шкафом, но своими настороженными взглядами сама же привлекла к нему наше внимание. Я предложил Крупенскому открыть несгораемый шкаф и показать, что там хранится. Нехотя он открывает дверцу и вынимает оттуда браунинг.
— А есть у вас разрешение коменданта города на хранение оружия?
— Нет.
— Тогда сдайте револьвер мне.
Крупенский протягивает браунинг и поднимает на меня глаза. Признаюсь, мне никогда не приходилось до этого видеть такой откровенно злобный взгляд.
— Жаль, что я не успел хотя бы одну большевистскую сволочь застрелить из него! — не утерпел Крупенский.
Я заявил Крупенскому, что он арестован.
