Золотые века [Рассказы] | страница 10

— Средство? — Тут последовало минутное колебание. Полковник водрузил перед собой трость из слоновой кости, положил на набалдашник руки и уперся в них подбородком. Потом он устремил взор в сторону невидимой линии горизонта и наконец произнес:

— Его нет, к моему величайшему сожалению. Спасение невозможно.

Тон полковника теперь изменился. В его голосе звучала жестокость чиновника, который отказывает просителю, а не строгость ученого мужа, читающего лекцию. Однако никто ему не стал возражать, потому что заведение было царством невозбраняемой лжи или разделяемой всеми игры воображения, а рассказ о жуке отличался таким реализмом, что был достоин считаться правдивым. Полковник, держа сигарету в высоко поднятой руке, выпускал изо рта аккуратнейшие колечки дыма. Как это ни странно, первой перешла к решительным действиям Мадам. В пронзительной тишине легкий шорох ее жемчужных бус показался бряцаньем тысячи створок ракушек. Белокурые локоны, обесцвеченные перекисью водорода, вздрагивали на ее плечах в такт движению плеч. Вечернее платье обнажало руки — плоть, покрывавшая кости, словно половинки булочки сосиску, была рыхлой, очень рыхлой, а кожа сморщенной. С отвагой милосердия, в котором ее бы никто не мог заподозрить, она сделала шаг вперед, потом еще один и обратилась к специалисту с вопросом:

— Этим жуком можно заразиться?

— Решительно нет. Эти мучения не передаются другому человеку, — объяснил Полковник, — обрекая жертву на одиночество на эшафоте.

— Пойдемте со мной, юноша.

И под изумленными взглядами всех присутствующих Мадам увлекла его вверх по лестнице. Это скрасило похоронное настроение в зале. Все дамы и все кавалеры осознавали благородство ее поступка и единодушно выражали свое восхищение и восторг.

— Какая великая женщина, — высказал мысль, владевшую всеми умами, господин депутат, — ей ведомо значение слова „утешение“.

Полковнику потребовалась еще минута, чтобы осознать случившееся. Она уводила молодого человека в свою собственную комнату, дверь которой находилась как раз напротив шаров на балюстраде — там, где лестница достигала галереи верхнего этажа. Юноша поднимался по ступеням покорно, как теленок, ведомый на бойню, следуя за Мадам, за женщиной, с которой было связано столько романтических снов и эротических фантазий. Полковник тысячу раз представлял себе прогулки с этой роскошной женщиной по Венеции, Стамбулу или Гуаякилю[5], прекрасно понимая, что его мечта относилась к разряду невыполнимых. Они являлись идеальной парой только на бумаге, на уровне арифметического действия. Благодаря этой женщине Полковник уяснил для себя, что абсолютной противоположностью любви является вовсе не ненависть, а равнодушие. С первого дня работы заведения Мадам проявляла по отношению к нему то дружеское равнодушие, которое создает непреодолимую дистанцию между людьми. И вот теперь это молодое ничтожество окажется на вершине блаженства, и он сам, желавший бедняге только зла, способствовал его удаче. Мысли Полковника путались. На протяжении долгого времени все внимание собравшихся было приковано к закрытой двери. Воображение мужчин и женщин занимала невидимая сцена; они смотрели вверх с восхищением, которое вызывает пролетающая по ночному небосводу комета, появляющаяся там с определенной периодичностью: данное рациональное явление кажется нам в этот миг чудом. Когда Мадам показалась на лестничной площадке, все голоса разом смолкли, словно кто-то щелкнул выключателем.