Когда она снова всплыла, было уже совсем темно. Через некоторое время снова был обнаружен эсминец. Шепке опять нырнул. Овсяночник тотчас начал швырять бочонки. Неточно. Сыпал абы куда. Глубинные бомбы не причинили лодке повреждений, и она прорвалась к хвосту конвоя. Всплыли, начали готовить атаку. Около 22.00 U-100 снова была обнаружена «томми». На этот раз серия глубинных бомб пришлась на момент погружения. Бомбы взорвались в непосредственной близости от корпуса. U-100 сильно тряхнуло. На палубу посыпалось битое стекло, погас свет. Через минуту Шепке доложили, что в два носовые отсека поступает вода. Судя по всему, балластные цистерны тоже повреждены. Папенберг[57] показывал 12 метров. Значит, сломан. Мы погружаемся, и погружаемся значительно быстрее, чем следовало бы…
— Полный назад! — скомандовал Шепке. Похоже, было уже поздно. Пробоины были слишком серьезные, чтобы можно было быстро откачать воду. Нос погружался все глубже, сваливая лодку в чудовищный подводный «штопор». Корабль удалось стабилизировать на глубине метров 200. Корпус трещал, но не сдавался. По пиллерсам стекали капли воды. Эсминец все еще кружил поблизости. Он не хотел уходить, не получив полной уверенности в уничтожении лодки. Она оставалась в неподвижности три часа. В любой момент корпус мог просто сложиться под давлением воды. Надо было что-то предпринимать, и Шепке решился на подрыв балластных цистерн.[58] Больше ничего не оставалось. Выпрыгивать на поверхность и попытаться все-таки атаковать эсминец. Оставалось надеяться лишь на надводную маневренность, на безбашенную тактику Ройтера и на ночь. И еще на очень-очень большое везение, на которое мог рассчитывать только Шепке. Столкновение с эсминцем в надводном бою — верная смерть. Шепке понимал, на что идет. Но другого выхода, чтобы спасти хотя бы часть экипажа, он не видел. А там дальше — как повезет. До сих пор везло. И две с половиной сотни тысяч тонн английской стали, лежащих на дне Атлантики, — не шутка… А может быть вполне, что этот эсминец накроет торпеда кого-то из наших, тоже рвущихся в центр конвоя. Того же Ройтера, например. Он всегда начинает с эскорта.
* * *
— Командир, — обратился к Ройтеру Карлевитц на утро этой неспокойной, полной надежд и тревожных ожиданий ночи, после того как сделал необходимые анализы — он был единственный, кто с ходу отверг теорию триппера. — Скажите, вы не пользовались мылом… э… э… ну как-то необычно?
