Ройтер не мог себе позволить звонить в Потсдам каждый день, но когда это получалось — он чувствовал себя столь примерным семьянином, что даже Вольфганг Лют[51] — известный поборник патриархальных семейных ценностей — не нашел бы в чем его упрекнуть. А у того всегда находилось. Но однажды случилась беда…
— Слушай, не звони больше. И не появляйся никогда.
— Что случилось за эти две недели с Рождества?..
— Это была минута слабости. Больше такого не повторится.
— Но я люблю тебя…
— Скажи мне, тебе что, парижских б…дей не хватает?
Вот те на!.. Откуда она узнала про Париж? Почему именно она? Получается, что кто-то, ведущий эту дьявольскую игру, очень хорошо был осведомлен о его слабых местах. А что эти фотографии появились в Потсдаме и до сих пор не появились в Лориане, в Бресте, в Берлине, говорило о том, что этот кто-то затеял не просто компрометацию командира подводной лодки — это был личный удар. Но кто? И, главное, зачем… Хотя это могло ведь значить и то, что фотографии попали в прессу. Анна ведь работает в информационном агентстве… Ну немного не по ее теме, но мало ли…
Все, все усилия пошли прахом… В ушах звенел металлический голос Анны «…да что объяснять! Ты не меняешься. Люди вообще не меняются!»…
В общем так: худшее уже произошло. На фоне этого возможность лишиться шевронов не представлялась ему серьезной потерей. Но если такой удар будет нанесен, то защититься от него может помочь только один человек — Рёстлер.
* * *
Представитель от партии быстро ходил по кабинету. Туда, потом — очень быстро — сюда. В такт его шагам подрагивал блестящий кубок на шкафу — предмет гордости. Рёстлер, оказывается, был отменным стрелком. Этот кубок на партийном чемпионате в 1936 году вручал ему сам Гейдрих. Спортивный год. Тогда все в чем-то соревновались: от кегельбанов до пивных. Рёстлер останавливался, разворачивался и продолжал ходить… За все это время он не проронил ни слова…
— Баран! — выговорил он наконец. — Дурья башка! Во! — Он постучал костяшками пальцев по своей голове, потом по большому красивому дубовому столу, что находился в кабинете. Он внимательно просмотрел фотографии еще раз. Ухмыльнулся. Затем резко хлопнул по стопке рукой.
— Вот что я думаю… — заключил он. — Подделка! Фотомонтаж! Провокация англичан! — Ройтер смотрел на него, широко раскрыв рот. Ну не ребенок же он, в самом деле, какая подделка? Лепет младенца… еще нелепее, чем он тогда отмазался с падением с брусьев. Но та постройка имела под собой хоть какой-то реальный фундамент, а тут… Да любой эксперт криминальной полиции, даже вчерашний курсант, мгновенно раскусит, что это подлинные снимки. Но партайгеноссе не унимался. Невольно подражая рейхсминистру манерой держаться и жестикуляцией, он почти выкрикивал:
