— Изящная вещица, — причмокнул языком Шепке, поворачивая пальцами кольцо. — Кто бы мог подумать, что для того, чтобы твоя Анна надела его на палец, сгорело заживо с полсотни хороших моряков. Говорят, камни имеют историю. Некоторые — кровавую историю, вот этот уже начал отсчет…
— Не каркай! — оборвал его Ройтер. — Не хватало еще от тебя всякую гнусь выслушивать! И так тошно. И вообще, отдай сюда! — Ройтер выдернул у приятеля кольцо и спрятал его в футляр.
— Как ты его собираешься дарить? — поинтересовался Шепке. — Анна тебя на порог не пустит, еще, чего доброго, полицию вызовет.
— Ну это уж моя забота. С англичанами как-то управляюсь и с родной полицией бог даст…
— Скажи мне все-таки, что ты так в нее вцепился? Просто мертвой хваткой… Может, деньги? — Шепке хитро прищурил один глаз. — Папаша — правая рука Шварца.[43] От такой кучи бабок нет-нет, а малая толика прилипнет… Че бы тебе не стать миллионером наконец?
— Да хрен тут поймешь, кто и чья правая рука… — Он вдруг вспомнил, как случайно подслушал телефонный разговор своего несостоявшегося тестя с этим самым Шварцем.
По обрывкам фраз, долетавших до его слуха, было совершенно невозможно понять, кто кому подчиняется. Потенциальный тесть Ройтера временами то отчитывал рейхсляйтера, как боцман нерадивого матроса, то уже через пару слов вроде как неловко оправдывался. Мутно, короче, там все у них, у финансистов.
Да уж… деньги… этим аргументом можно было сразить наповал кого угодно. Дорого бы Ройтер дал, чтобы Анна Демански была простой деревенской девушкой, такой, например, как жена того же Прина. Увидел блондинку в чистом поле, подошел, поцеловал, вот теперь дочурки народились… бла-бла-бла сиреневые сопли. Нет повести счастливее на свете… Ну не годилась Анна Демански для агитплаката. Однако такого, как с ней, он не испытывал ни с кем ни до, ни после. Было в ней что-то, что зажигало огонь в его груди, когда он сжимал в порыве страсти ее худенькое тело, когда ее лицо склонялось над ним, этот огонь вырывался куда-то вверх и сливался с божественным светом планет. Но теперь, увы! — на этом месте зияла огромная рваная рана. И первое, что приходило к нему после каждого пробуждения, неважно, на белоснежных ли крахмальных простынях отеля «Наполеон» в Бресте или на пропахших тавотом сырых тряпках под оглушающее тарахтение компрессора, была упрямая и жестокая истина «НЕТ ЕЕ!!!». Нет ее! Это осознание отравляло дни, наполняло его тупой безысходной злобой. Нет ее! И ничто не имеет смысла. Вселенная, лишенная бога, превращается в лужу мерзких гниющих помоев. Нет ее! И не о чем жалеть, ничего тебя не держит на далеком берегу. И чтобы хоть как-то исправить это, он был готов отправить на корм акулам не то что полсотни, а тысячи врагов, если бы это хоть как-то приближало миг, когда вновь можно было ощутить клокотание этого огня. Но боги были безучастны к его порывам и оставляли ему лишь одно — желание мстить, конечно же
