— И что?
— А то, что он и был мужиком, от которого мы все произошли. Это ж как два пальца…
— Ну?
— Ну и сообрази, почему он в этом не признался.
— И почему?
— Да потому что тогда и про Еву пришлось бы рассказывать. А ты от него хоть слово про неё слыхал?
Я икнул ещё пару раз — уже дуплетом.
— Нет, ты правда что ли, не въезжаешь? — Тим опять глядел на меня как отличник на двоечника. — Про Эдипа не читал?.. Да никакая ему бабка не сестра была, и уж тем более не тётка — мать она его. Родная мать, понимаешь?
Я читал вообще всё. И про Эдипа, и про Каштанку, и даже про «свеча горела на столе, а мы пытались так улечься», так что не надо…
— Ну, хорошо: мать. Дальше…
И тут до меня дошло.
— Погоди-ка… Ты хочешь сказать, что… — и вырвал у него кружку и пока цедил её до дна, Тим не умолкал:
— Вот именно! Почему — не знаю, но очень похоже, что Дедушка наш был своим сынишкам с дочерями родным братом. А? А-а-а-а! Только Эдип с мамой блудили по незнанию, а эти…
— Ужас! — и у меня перед глазами встал как живой наш старец, облепленный единоутробными младенцами. — Хотя почему? Бабка могла и сестрой ему доводиться…
— Вот! Вот же! — Тим торжествовал. — Сестрой, и вроде как уже ничего! Типа нас с Лёлькой, да?.. — ох до чего бесноватый огонёк полыхал теперь у него в глазах. — Конечно, могла. Но тогда чего скрывать? Тогда всё строго по библии: дети Адама с Евой друг дружке родными приходились, это же никого не смущает. И он бы таиться не стал.
— Не знаю…
— А тут и знать нечего. Человечество, дядя Андрюша, о котором ты так любишь позудеть, из такого греха выросло, что удивительно даже, как это оно вообще столько протянуло.
Да уж…
Вот это уж да…
Теперь старикановы недомолвки и у меня стали складываться в единый узор. Получалось, что целый виток жизни на планете был заведомо проклят, и Дед наш тысячи лет сидел и ждал, когда же, наконец, всё это кончится…
И вот, значит, откуда скорбь нутряная у нас, потомков — вся эта неизбывная рефлексия, чувство непрекращающегося стыда… Генетически оно в нас забито. С молоком материнским всосано. С молоком матери, которая тебе одновременно и бабушкой доводится… Не отсюда ли и грёзы о спасителе и мифы о непорочном его зачатии? — во искупление? Спаситель же! И значит должен быть чист! И не только от лотовщины с эдиповщиной — вообще от тыканья пениса в вагину…
Господи, да что же это — получается, и следующий виток обречён?.. А может, ничего? Может, обойдётся? Мои-то всё же двоюродные…
