Не в силах исламисты преодолеть и "болезнь" этнической и клановой разобщенности общества. "Братства народов" на почве "нового ислама" создать не удается нигде, межэтническая и межклановая конфликность сохраняется и при "новой власти". В реальной жизни подавляющее большинство неоисламистов руководствуются достаточно примитивной личностно-прагматической мотивацией. Большое значение в этом случае в исламско-радикальной среде приобретают "авторитеты" и "уважаемые люди", малоотличимые от "авторитетов" криминальных.
В тех местностях, где явно (Хасавюрт, Гимры) или скрыто (Ингушетия, Кизляр) власть переходит к исламистам, их действия очень быстро теряют флер "борьбы за идею" и становятся примитивно-криминальными. "Лидеры сопротивления" или "духовные авторитеты" не могут устоять перед возможностью траты на личные цели собираемых "джихадных" и "закятных" денег, перед "лоббированием интересов" отдельных клановых или этнических групп, перед участием в дележе собственности и т.д.
Попытки лидеров "исламской реконкисты" создать "нового человека" и свои формы социального устройства заранее обречены на неудачу. Прежде всего — по причине крайней слабости культурно-идеологической базы и невозможности поддерживать даже нынешний, и без того чрезвычайно низкий, уровень социально-экономической стабильности.
А последняя существует только благодаря федеральным дотациям. Если исчезнет "денежный дождь", поддерживающий уровень жизни кавказского населения на черте, соотносимой с советским временем, то "исламский проект" — ввиду его неспособности сохранить минимально-функциональные механизмы жизни социума — быстро исчезнет в волнах будущего социального хаоса.
В целом же и современная кавказская редакция постсоветско-светского, и исламско-модернистский "цивилизационные проекты" при нынешнем положении вещей приводят к одному результату — появлению и массовому тиражированию "кавказского Гога и Магога": слабосоциализированного, духовно примитивного субъекта с формирующими поведение примитивно-потребительскими ценностями в основе. На каком-то временном этапе массовое тиражирование данного типажа парализует общественную жизнь.
Кавказский кризис — лишь часть общероссийского социально-политического кризиса. "Отделиться и отгородиться", как предлагают многие, от Кавказа для России нереально. Слишком глубоки и многосторонни взаимосвязи. К тому же, у современной России нет ни механизмов, ни потенциала для подобного "отделения".
