Россия — обладательница немалой доли общемирового сырьевого и экологического ресурсов, стремительное исчерпание которых обусловило предельную унификацию "западных" стран и их агрессивность в отношении остального мира. Кроме того, в наследство России от СССР достались не только сильные позиции на "постсовестком пространстве", но и серьезный военный и научно-технологический потенциал. "Переварить" его в полном объеме Запад не может и даже не пытается. Его цели: что возможно — подчинить, остальное — уничтожить.
Но даже с предельной четкостью обозначив "идеологию либеральных ценностей и прав человека" в качестве "универсального средства" для достижения Западом, и прежде всего США, собственных целей, Л.Г.Ионин снова возвращается к мысли о том, что у России не может быть более достойной, отвечающей ее национально-государственным интересам, задачи, чем задача обрести "свое место под обширным крылом западного универсализма", то есть принять глобальное лицемерие Запада за идейное обоснование собственного прислужничества. Еще бы — ведь "за истекшее десятилетие сама новая Россия не дала миру никаких знаков величия и достоинства, а лишь старательно свидетельствовала о собственном ничтожестве и презрении к себе, к своему историческому существованию". На месте былой советской сверхдержавы "сформировалось нечто второстепенное, не заслуживающее внимания, нечто, без чего мир вполне в силах существовать, не меняя градуса и ритма своей деятельности".
С явным сарказмом автор вещает: "Россия имеет полное право наслаждаться собственной особостью, своей уникальной цивилизацией, своей тысячелетней историей". И уже вполне серьезно продолжает: "Но если она хочет все это продать (или, вернее, продаться?— А.Я.) не заезжим туристам, а сильным мира сего, то должна вычленить из данного набора то общее, что роднит ее с западным миром, и именно это поставить на окошко, на витрину". То есть мы должны, вслед за Л.Г.Иониным, заявить, будто Россия "органически входит (уже входит?— А.Я.) в "северный пояс", который составляют ведущие индустриально развитые демократические нации мира", с которыми ее "сближает демократическая политическая система", а также "общность исповедуемых Россией и западными странами демократических и гуманистических ценностей".
И если автор одновременно считает, будто для чаемого им "стратегического партнерства с Западом" Россия "должна быть сильной", то оно ведет вовсе не к "стратегическому партнерству", а к стратегической конфронтации с Западом. Здесь глобальный, вполне смердяковский, цинизм Л.Г.Ионина обнаруживает неизбежную ограниченность. Ведь он не может не знать, что целью "нового мирового порядка" является установление всевластия "большой семерки" над остальным миром. При этом Россия рассматривается западными, особенно американскими, политиками как часть этого "остального мира", подлежащая первоочередному разрушению и порабощению, а вовсе не в качестве "сильного стратегического партнера" — при любых внутрироссийских эволюциях политической и хозяйственной системы, не говоря уже о господствующей у нас идеологической модели.
