Газета Завтра 287 (22 1999) | страница 63




Что ж, Михалков профессионально сделал первый высококоммерческий голливудский фильм на русскую историческую тему. Ей Богу, ничем не хуже “Титаника”. Выкачал у бедного государства больше десяти миллионов долларов, открыл своим фильмом Каннский фестиваль, прошелся по знаменитой каннской лестнице, отомстил за свое прошлое поражение Тарантино. Мечтает взлететь на американский кинематографический Олимп… Я бы даже пожелал ему успехов, если бы не два “но”... Первое “но” – это то, что завоевывать Америку в те дни, когда она делает до тысячи авианалетов в день на православную Сербию, для православного монархиста Михалкова сегодня неприлично. Он уже из последних сил не высказывается сейчас по поводу зверских бомбовых ударов по славянским городам, по поводу убийств тысяч мирных сербов. Знает: американцы почище, чем наши бывшие кагебешники, все внимательно отслеживают, и его осуждение американских бомбометаний сразу же приведет к отказу от любой поддержки фильма.


К тому же, американцы нынче не склонны поддерживать вообще все русское и православное, чтобы этим не подыгрывать сербам. Не повезло Никите Михалкову с завоеванием Америки. Не то настало время. Вот если Ельцин распояшется и сам ударит по Югославии и свои самолеты передаст в поддержку НАТО (а к тому нынче и идет), тогда, может быть, американцы заметят и фильм “Сибирский цирюльник”… Но это будет победа предателя, победа своего в стане наших врагов. Это будет победа гоголевского Андрия над Тарасом Бульбой и его соратниками…


Второе “но” – посущественнее. Оно и определило мое отрицательное отношение к новому фильму Михалкова, минуя все остальные и удачи, и неудачи художественного, эстетического и коммерческого плана.


Постепенно во второй части “Сибирского цирюльника” юнкер Андрей Толстой превращается то ли в гоголевского Андрия, то ли в распутинского Андрея Гуськова, но — в качестве положительного героя!


Случилось самое невероятное: благородный русский юнкер, певец монархии и верный слуга своего царя, из-за американской проститутки сначала вызывает на дуэль своего верного друга Полиевского, затем пишет прошение об отставке из военного училища, то есть уже изменяет присяге и царю ради ветреной любви. Как какой-нибудь поп-расстрига, бросивший и паству, и веру ради пылкой страсти. Кто может осудить? Любимые Михалковым дворяне и офицеры в эпоху Александра III, конечно бы, осудили, но сейчас-то другое время… Страсти накаляются, генерал Радлов, ничего не подозревающий о страстях в голове юнкера, и сам так же изнывающий от любви к Джейн, едет делать американке предложение и берет с собой Толстого как хорошего знатока английского. А то ведь наш генерал считается невеждой, он и изображен таким по фильму — кроме запоев, всего лишь французский и немецкий в совершенстве знает, а вот с английским не совсем в ладах. Кстати, это единственное место в фильме, похожее на правду. Французскому языку барона, как и всех дворян, с детства учили, а немецкий положено знать даже обрусевшему остзейскому немцу, английского же языка в 1885 году Россия не потребляла, по америкам не ездила…