Деревенский дневник | страница 3
Тысячелетнее прошлое тех мест, где он жил, было для него символом постоянства жизни. История была необходима ему для познания современности. Поэтому прошлое раскрывается для него и в отношении к этому прошлому. Главный вопрос для него состоит не только в том — как было, но и в том, как это прошлое живет сейчас, как оно отражается в современности, как его изучают, берегут, понимают.
Субъективизм в сельском хозяйстве связан для него с отрывом от истории, от традиций культуры, которую он понимает широко — и как куль-туру труда и мышления.
Современность для него — труд, повседневная работа. Современность переплетается с историей. История — одно из средств познать современность. История — это и история искусства, и история обычаев, и история трудовых навыков, и история хозяйствования. Прошлое — и в земледелии, в самой почве, удобрявшейся и удобренной веками, и даже в культуре владимирской вишни, вывезенной с юга еще при Андрее Боголюбском.
Прошлое он не эстетизирует. Это для него не модное, снобистское увлечение. Он стал писать о древнерусском искусстве еще до всяких мод на него. Икона не стоит для него поэтому рядом с полотнами Матисса, хотя он и пишет, что Матисс интересовался иконой, а рядом с традиционным убранством крестьянской избы, рядом с народным шитьем и резьбой по дереву. Древнее искусство — не для немногих, а для многих и многих.
Может быть, благодаря такому взгляду на современность с высоты тысячелетней истории в его дневнике нет ни суетности, ни торопливости. В нем нет стремления во что бы то ни стало поразить читателя новым для него словом или писательским приемом. Напротив, он всегда рад, если о чем-то уже было написано, если есть возможность сослаться на прежних авторов — будь то Глеб Успенский или автор писем «Из деревни» А. П. Энгельгардт.
В одном месте своего дневника он пишет: «И вдруг приходит ощущение счастья, чувство восторга от того, что подобное видели и Тургенев, и Толстой, и Бунин».
Как это хорошо! И как это выдает всю писательскую оседлость Ефима Яковлевича Дороша! Счастье от того, что об этом уже писали русские классики, счастье, что это нечто постоянное, освященное и освещенное историей русской литературы. Счастье ощущать себя в потоке истории, вместе со всеми. Он против неуважения к законам жизни и традициям литературы. Потому-то и нужна история, — история литературы в том числе.