— Вы с ума сошли, миледи, — сказал я ей, испугавшись, когда впервые увидел ее фигуру в проеме моего раскрытого окна.
— Зато я вошла незамеченной, — ответствовала она на том же языке. — Входить в дом мужчины, который не поймешь — холост или женат, прекрасной барышне просто неэстетично…
— Безнравственно, — подсказал я.
— Вот именно, — продолжала Сашенька, легко перемахивая через узкий подоконник.
— Ну, а если барышню кто-нибудь схватит за ногу при тайном проникновении в дом? Что тогда?
— Этого не произойдет. Дама проникает в дом инкогнито. И лишь после тщательного изучения обстановки.
— Стоп! — говорю я. — Вот так вас я и напишу. Верхом на подоконнике. На фоне этого черного неба и пронзительного света от лампочки в сто ватт.
И тогда я написал первый портрет Сашеньки. Теперь я достаю этот портрет и показываю его Петрову:
— Вот она. Я хотел бы вас познакомить с нею. Разумеется, если она согласится.
Петров улыбается. В его улыбке сквозит едва заметная тень превосходства. Меня раздражает это. Я прячу портрет в дальний угол и резко спрашиваю у следователя:
— Простите, вы так и не ответили на мой вопрос?
— Какой?
— Вы действительно меня в чем-то подозреваете?
— Следствие покажет, — снова уклонился от прямого ответа Петров.
— Но я же ни при чем!
— Посудите сами. Вы впустили человека в дом. Он, возможно, совершает в ваше отсутствие ограбление, вы получаете письмо, в котором на вас ссылаются, как на сообщника, даже эти невинные… я допускаю и охотно верю вам, — здесь Петров снова улыбнулся едва заметной улыбкой, будто намекая на факт непозволительного проникновения в дом женщины. Она ведь могла в любое время так входить. Могла войти и в тот день, когда Анна Дмитриевна умерла. Петров всего этого не говорит, но я чувствую подтекст, его улыбка случайна. Я расшифровываю то, что, как мне кажется, не удается все-таки скрыть следователю. Его обвинения вылезают наружу. — Поймите меня правильно, мы все должны проверить самым тщательным образом.
Я не верю его словам. Точнее, я верю его словам. Но улавливаю в его словах что-то такое, от чего не уйти, никогда не уйти человеку, который попадает под следствие, человеку, который никогда ничего дурного не совершал, человеку, судьба которого зависит от добросовестности или недобросовестности следователя. Зависит от его субъективной воли. Конечно же, Петров напрочь отвергнет эту мою мысль относительно субъективности следствия. Но это ведь так, решаю я про себя. Моя судьба зависит от Петрова, от его таланта, от его отношения ко мне, от его физического и психического состояния. Сама мысль выводит меня из равновесия, и я спрашиваю с нотками раздражения и неприязни в голосе:
