Прозаик, эссеист и журналист Александр Кузьменков, пребывающий в амплуа "злого критика" ( http://magazines . russ.ru/authors/k/kuzmenkov/), недавно адресовал "всему" Сорокину последних лет упрёки, что "В.С. без взлома табу[?] удручающе скучен: сюжеты вымученные, герои плоские, язык бесцветный[?] И "Сахарный Кремль", и "Метель"[?] - ни масштабного замысла, ни оригинальной фабулы, ни даже собственного стиля за душой" (http://bp01.ru/public.php?public=1896). Кузьменкову в зоркости не откажешь, хотя и соглашаться с ним во всём не обязательно. Есть грех у "Метели": отсутствие складного сюжета.
[?]Уездный доктор Платон Ильич Гарин выезжает из некоей отправной точки, которую читатель не видит, - он встретится с Гариным на станции при деревне Долбешино, в эдаком "медвежьем углу", где нет свежих лошадей и неизвестно, когда появятся, а доктору меж тем необходимо продолжать путь в село Долгое, так как там свирепствует эпидемия загадочной "чернухи". Насельникам странного пасторального мира Сорокина (где живут, не возбуждая никакого удивления, маленькие, обычные и большие люди и животные) известно лишь, что её носители вылезают из-под земли. Доктор Гарин обязан доставить в Долгое вакцину от этой напасти. Так как нет казённых лошадей, он нанимает за пять рублей Перхушку, сельского чудака, владельца самоката - агрегата вроде саней, который тянут посаженные внутрь него маленькие лошадки - "каждая не более куропатки". Но самокат то сбивается с пути, то вязнет в сугробах, то терпит аварии, "чудесная" природа которых не делает их менее нелепыми, то ломается, и старания седоков починить его тщетны[?] Эпизоды повествования нанизаны лишь на одну логическую нить - поломки и остановки самоката и поиск выхода из затруднения. Поэтому эпизоды меж собой никак не связаны. Это, кстати, и затрудняет, на мой взгляд, жанровое определение "Метели". Линия действия тут одна, да и та вялая, - следовательно, перед нами повесть. Но если счесть сюжетной линией каждый "вставной" эпизод, включая наркотический бред доктора, то перед нами начатки романа, впрочем, сшитого на живую нитку.
17 ВЁРСТ ЗИМЫ
Вернёмся к основной канве. Таким метафизическим образом, через бесчисленные поломки, остановки и привалы, семнадцать вёрст от Долбешина до очага эпидемии растягиваются с каждой страницей, теряя зримые пределы, и наконец становится понятно, что путь доктора Гарина не имеет конца. И смысла. Или наоборот - ни смысла, ни конца. В очередной раз заблудившись в метели, самокат въезжает в ноздрю мёртвого, замёрзшего прямо на дороге великана (в этой яви таких зовут "большие люди"), ломается бесповоротно, ездоки ночуют в "капоре" самоката вместе с лошадками, Перхушка замерзает, а доктора спасают неизвестные, разговаривающие по-китайски. То есть они будят доктора, не давая ему застынуть насмерть, и забирают с собой. Финал произведения, что называется, открытый: живого увозят невесть откуда взявшиеся в метельном мире китайцы, мёртвого оставляют в самокате, точно в гробу, прикрыв его рогожей, миниатюрных лошадей Перхушки тоже хозяйственно прибирают. Сюжетная линия выглядит прямой, выхваченной как Бог на душу положил, из другой, более протяжённой прямой. Которую по законам геометрии можно продолжать до бесконечности и со стороны предполагаемого "конца", и со стороны гипотетического "начала". В "начале" был процесс формирования этого весьма варварского мира, с пренебрежением превращённого автором в фон, без каких-либо пояснений, что здесь к чему и почему. В "конце" может быть ещё сколько угодно страниц приключений доктора Гарина у китайцев или кто они там[?] Впрочем, мир "Метели" таков, что, кажется, и дальнейшие приключения покойника Перхушки никого не удивят[?]
