Стоила книга жутко дорого по тем временам. Удешевленное — фиолетовое — издание стоило не то четырнадцать, не то шестнадцать марок.
Но я нашел все же человека, который купил мне эту книгу. Видимо, мой ангел-хранитель принудил меня совершить этот поступок, ибо когда я прочел Георге, у меня в полной мере открылись глаза. И я понял, какая бездна разверзлась между этой книгой и тем, чем я стал в Мюнхене. Космическая, холодная бездна.
Эта царственная серьезность, эта высшее поэтическое пресуществление показали мне, на дорожку какой суетности я соскользнул. С тех пор я никогда не расставался с «Седьмым кольцом», книга была со мной во всех поездках, и никогда я не прикасаюсь к ней бестрепетными руками. Теперь она слегка обтрепалась, и довольно беспомощная торжественность оформления, выполненного Мельхиором Лехтером, с годами кажется все более странной, но в этой книге заключено такое сдержанное целомудрие возвышенной жизни, с которым я никогда не хотел бы расстаться.
Мне ведомы и более прекрасные и более проникновенные стихи у Георге, но у этого великого мастера нет строк, сильнее меня потрясших. В самый миг запнувшейся юности они вернули меня к себе. Утешили своей ширью и далью. Всякое в них пребывание — утешение. Всякое утешение — в них пребывание. И оно обязывает быть готовым приносить жертвы.
Бессознательно я выбрал себе наказание, в полном одиночестве отправившись в рождественскую ночь, в мой любимый праздник, на родину. В полном одиночестве я хотел провести эту ночь в поезде на Берлин.
За окном потрескивал первый мороз.
(Но вообще-то втайне я знал, что рождественская ночь от меня не уйдет. Ведь между европейским календарем и русским были тринадцать дней разницы, так что 24 декабря по новому стилю было в Митаве всего лишь 11 декабря. С нежным лукавством человеческого сердца не сравнится ничто в этом мире.)
В старой Риге было два вокзала. С того, на который приходили поезда из Митавы, можно было уехать в западном направлении, например, через Ковно в Германию. Другой вокзал, значительно больше, служил сообщению с Россией, отсюда отправлялись поезда на север в Петербург, на восток в Москву, на юг в Варшаву, Киев и Одессу.
Вот на этом-то Дюнабургском вокзале я и стоял апрельским вечером 1908 года.
В русских сказках нередко встречается этот мотив: герой стоит на распутье, выбирая, куда направить ему своего коня. Лишь один путь истинный, на других дорогах ему грозят несчастья и беды.
