Вот даже как? Тогда, может быть, еще не все потеряно!
* * *
22 апреля 1806 года Вильнёв, как обычно, обедал в своей комнате. Его слуга Баке попросил у него разрешения пойти прогуляться; и конечно же, Вильнёв не отказал ему.
В пять часов, вернувшись с прогулки, слуга постучал в дверь комнаты, но никто ему не ответил. Может быть, адмирал куда-то ушел? Баке вернулся немного попозже, постучал снова — никакого ответа.
Уже наступила ночь, и слуга обеспокоился этим длительным молчанием, тем более странным, что никто не видел адмирала выходящим на улицу. Он решил предупредить хозяина гостиницы, и оба они поднялись наверх со свечами в руках. Они постучали еще раз, но все напрасно. Осмотрев замочную скважину, они отметили, что ключ торчит в двери, но изнутри.
Значит, адмирал заперся, возможно, ему стало плохо, и этим-то и объясняется его молчание. Однако, они не осмелились сами ломать дверь и предпочли послать за полицией.
Вскоре прибыли два комиссара, Александр Бакон и Ноэль-Венсан Бар, в сопровождении местного слесаря. Для очистки совести полицейские еще раз постучали в дверь и, не получив ответа, стали ломать замок.
Комната была пуста, а кровать адмирала даже не разобрана.
Один из комиссаров приоткрыл дверь, ведущую в туалетную комнату.
Боже правый! Вильнёв лежал на полу, выложенном плиткой. Грудь его была залита кровью: нож с черной ручкой — обычный столовый нож — был вонзен в левую сторону его груди по самую ручку.
И полицейские, и хозяин гостиницы, и даже слуга со слесарем сразу догадались, что Вильнёв мертв, причем первые двое многозначительно переглянулись, понимая, что такая смерть не останется незамеченной и еще доставит им массу хлопот.
Срочно вызванный врач осмотрел тело: конечности уже не гнулись и были холодными. Получалось, что смерть наступила уже много часов назад. Уже было далеко за полночь, и официальное вскрытие было решено делать на следующий день.
Так называемое «Дело адмирала Вильнёва» только начиналось.
Исходя из того, что дверь была закрыта изнутри, сразу же была принята версия о самоубийстве. Кроме того, эту версию подтверждала и другая важная улика: на столе лежало письмо, адресованное Вильнёвом своей жене, Катрин Вильнёв, урожденной Дануан, проживавшей в Валенсоле.
Вот это письмо:
Мой нежный друг,
Как ты переживешь этот удар? Увы, но я сейчас больше плачу о тебе, чем о себе. Но дело сделано, и я пришел к состоянию, когда жизнь стала бесчестием, а смерть — долгом.
