Шагид-Улла из‑под смиренно приопущенных век остро глянул на гостя.
– В рядах торговых сего товара не сыщешь.
– Пото и пришел к тебе, досточтимый.
– Один токмо припас огненного зелья и есть – для городовых тюфенгов. Добыть его, дак на том деле мочно и живота лишиться! Достанет ли у тебя монет, уважаемый, дабы купить потом новую голову бедному Шагид-Улле?
– Покойников оживлять – то забота святых чудотворцев. – Вьюн лукаво прищурился. – А моей казны, я чаю, достанет, чтоб изострить ум твой на то хитрое дело!
Булгарин скорбно склонил голову.
– Во имя аллаха милостивого и милосердного скажи: почто искушаешь меня, лукавый чужеземец? Близок уже день Последнего Суда, когда звезды упадут, когда горы придут в движенье, когда дикие звери соберутся стаями, когда моря закипят, когда лист книги развернется, когда пламень ада помешают кочергою, чтобы лучше горел. Не пора ли подумать о спасеньи грешной души?
Вьюн печально вздохнул, встал, приложив руку к груди.
– Прости, почтеннейший, что нарушил твой благочестивый покой. Пойду кысмета-удачи в иных местах искать.
– Погоди!
Набожная чинность вмиг слетела с Шагид-Уллы.
– А сколь надобно тебе того зелья?
Вьюн лукаво подмигнул булгарину:
– Так‑то лучше. А святый боже торговать поможет! Вели созвать приказчика моего, я без него счетных дел не веду.
Вечером того же дня, позевывая и крестя рот, в хорошо натопленной келье гостеприимного караван-сарая московский купец усмешливо говорил своему широкоплечему немногословному приказчику:
– Каково сторговались! Я чаю, не взгреет нас Дмитрий-от Иваныч за протори из его великокняжьей казны? Мню, сторицей вернется вскорости тое серебро! А, Петро?
Горский, к коему и обращался тароватый купец, отмолвил с короткою улыбкой:
– Как там булгарин из бесерменской священной книги толковал?
– Ля хавла!
– Во-во. Будь что будет. И я такоже мню.
Горский встал, подошел к тяжелой, обитой медью двери.
– Вались спать, царев купец. А я пойду коней гляну да Занозу. Он ить тоже ровно жеребец стоялый. Как бы не учудил чего…
Вторую неделю уже стояли русичи в караван-сарае Шагид-Уллы. С немалою выгодою сумел свершить за эти дни свои торговые дела разворотливый Вьюн. Удачно сбыв ордынским купцам многоразличные меха, он успел и прикупить по сходной цене отличные булгарские кожи, столь ценимые на Руси. Уступив назойливым уговорам Шагид-Уллы, взял у него московский купчина и полсотни затейливой работы замков. А хозяин караван-сарая, счастливо избавившись от злополучного товара, с главным делом все тянул, на все приступы неугомонного Вьюна отмолвляя одно:
